Стаи. Книга 3. Столкновение миров

Костёр отчаянно трещал, стараясь отвоевать у стужи хоть кусочек этого мира, но Мирре и Элану всё равно приходилось поворачиваться то передом, то задом, а чаще они просто сидели на коврике, спина к спине. Натруженные за эти сумасшедшие, наполненные непрекращающимся кошмаром, дни мышцы получили небольшую передышку. Мысли, словно замерзая на лету, застывали в уставшем от кровавого урагана мозгу, желая только, чтобы покой и тишина не прервались окриком тревоги.

Лыжи, лыжные палки и наброшенный на них тент образовали непрочную стену, о которую бился жар костра, и маленький шалаш из прорезиненной ткани превратился в настоящий райский уголок посреди бескрайних владений богини зимы. Мара смилостивилась над уставшими школьниками, дав им толику тепла, что вобрали в себя за многие лета павшие деревья, и дети снова провалились в сон в объятиях крылатого создания, запустив продрогшие ручки в мягкий и тёплый пух.

Лесавесима изрядно подустала, то наматывая круги над едва ползущим караваном, то просматривая с высоты близлежащие окрестности, и теперь дремала. Хоть глаза летуньи были закрыты, но острые ушки постоянно двигались, ловя малейшие звуки, будь то шаги, стук подброшенных в огонь дров, шорох ветвей над головой.

Все ибисовцы были настороже — огонь давал их маленьким друзьям шанс пережить это тяжёлое путешествие. Жадные языки пламени подогрели воду, позволили и напоить всех, растопив снег и лёд замёрзшего ручья, и согреть, высушить обувь и штаны, изрядно промокшие в подземелье и превратившиеся на морозе в ледяной панцирь. Но он же мог привлечь ненужное внимание, и все взрослые старались поддерживать пламя так, чтобы вверх, в стремительно светлеющие небеса, не вырывались столбы дыма и снопы искр.

К сидящим спина к спине эволэкам снова подошла Хельга и вручила каждому по кружке с парящим, пусть жиденьким, но хотя бы горячим бульоном.

— Спасибо, — Элан принял подарок из их последнего запаса, больше продуктов попросту не было, но на секунду замялся.

— Что такое? — видя его тревогу и смущение, спросила куратор, надвигая на голову вязаную шапочку так, чтобы закрыть замёрзшие уши.

— Прости за то, что я сказал тебе на дороге, — Лис виновато опустил глаза, рассматривая сложное переплетение укрытым белым ковром корней деревьев. — Я просто страшно переживаю за всех, и не хотел тебя обидеть.

С самого первого дня знакомства Элан ни разу не позволил себе в открытую приказать Ольге, даже сказать что-либо, похожее на приказ, стараясь изо всех сил просто преподносить информацию, своё видение ситуации, и оставляя за своей наставницей и ученицей (да именно так, две ипостаси одновременно) право решать самой.

— Ты, наверное, лучше меня самого понимаешь, что мы едва ли переживём эту зиму.

Лис не питал никаких иллюзий: у них, затянутых в самый центр водоворота больших сражений и малых боёв, почти нет шанса увидеть весну. А если они каким-то чудом и доживут до схода снегов, то неизвестно ещё, что хуже: умереть в зубах пришельцев сейчас, или в отчаянии наблюдать за гибелью десятков и десятков миллионов людей? Как знать, не поразит ли пришедшая из других миров чума и другие континенты? А даже если и нет, то удастся ли удержать перешеек Кумалова, тем более что молотоголовые отлично плавают, и в свете этого их умения оборона многосоткилометрового побережья превращается в неразрешимую проблему?

— Ничего страшного, — Хельга обняла своих друзей, — ты просто хочешь спасти всех и сразу, как всегда. Никак ты, глупыш, не хочешь принять этот мир таким, какой он есть.

От её тёплых слов что-то защемило в груди.

— Ты всегда сражался за других, и никак не хочешь смириться с тем, что есть вещи тебе не подвластные.

Элан улыбнулся:

— Я никогда не опущу руки!

Он тяжело поднялся на колени и задрал голову вверх, туда, где между убелёнными стенами оврага, в частоколе спящих деревьев, был виден кусочек светлеющего неба.

Хельга и Мирра тактично отвернулись, зная, что прикрывший глаза лис-оборотень просит свою богиню о помощи. Его пушистый хвост лёг на снег, тело на несколько секунд замерло, и только дыхание едва заметной струйкой пара выдавало присутствие жизни. Ещё миг, и друг уже поднимается на ноги, подхватывает на руки верную винтовку и с самым решительным видом лязгает затвором, не давая застывшей влаге намертво прихватить подвижные части:

— Пора выступать. Ещё километра три, и мы у реки.

Они немного отдохнули, а похлёбка из клубней и двух чудом уцелевших пайков влила хоть немного сил в измождённые тела…