Стая воронов

– Бьярки считает, что ваша религиозность победит здравый смысл.

– Как ты поступишь? – спросила Этайн, как и все, глядя на короля.

Король Бриан вздохнул.

– Меня принуждают биться в Страстную пятницу. Проливать кровь в такой благостный день…

– Да, но какой у нас выбор? – пожал плечами Мурроу. – Я предлагаю незаметно перейти этой ночью Лиффи, так мы получим преимущество над этими жалкими язычниками. Если они не хотят сильно оторваться от остальных, у них небольшой выбор мест близ Дублина, где можно высадиться с кораблей и построить войско.

Турлоу выступил вперед.

– В устье Толки, отец?

– Да, о нем я и подумал. Там есть рыболовная запруда у равнины Клуэн Тар, недалеко от старого моста Черный волос. Если перехватим их там, может быть, удастся оттеснить их к морю.

Старый король, помедлив, кивнул.

– Тогда готовьтесь. Рагнал, пошли гонца к Малахии. Если он хочет хоть палец о палец ударить для защиты своих земель, то теперь самое время, – он посмотрел на Гримнира. – Станешь ли ты биться за меня?

– Биться стану, – ответил Гримнир. – Но никаких клятв давать не буду. Я бьюсь за себя, и когда я сделаю, что должно, – когда этот вероломный слизняк Полудан сдохнет – ты больше меня не увидишь.

– Пусть будет так.

– Поднимайте людей, – велел Мурроу собравшимся капитанам. – Прикажите им брать только еду, воду и боевое снаряжение. Бросайте остальное! И оставьте гореть костры… пусть эти богомерзкие мятежники и их союзники-язычники думают, что перехитрили нас!

И пока воины Эриу собирались и готовились, Этайн вышла в залитую светом факелов ночь. По небу плыли звезды; во тьме между ними скрывались боги – жестокие, справедливые и жаждущие крови. Она слышала, как они поют песню рока, полную грозного звона битвы и могильного эха.

Этайн не дрогнула, она была светочем Божьим – и ее чистый голос зазвенел в ответной песне:

Ныне восславим небес Вседержителя,Его силу творца и всезнающий разум,Наш вечный Господь, наш славный отец,Всесильный Творец всевозможных чудес,

Святейший Создатель небесного крова,Крышею легшего над головой человека,Подостлавший траву человеку под ноги,Всевышний владыка Господь.

И таящаяся меж звезд тьма содрогнулась…

Книга четвертая

Равнина Клуэн Тар, к северу от Дублина

Страстная пятница, двадцать третье апреля

1014 год от рождества Господа нашего Иисуса Христа

Глава 1

В светлеющем небе, распугивая утренних птиц, собирались вороны. Сидевший на каменистом выступе на краю Томарского леса, что на севере от Дублина, Гримнир следил, как кружат в небесной вышине черными пятнами их стаи, слетающиеся в предвкушении кровавой резни. Следил и пел – грубый голос скрежетал, точно кремень по лезвию:

Братья начнут биться друг с другом,Родичи близкие в распрях погибнут;Тягостно в мире, великий блуд,Век мечей и секир, треснут щиты,Век бурь и волков до гибели мира;Щадить человек человека не станет.

Гримнир сидел на корточках, поблескивала его смазанная жиром ветхая рубаха из железных колец. Из захваченной в Фингале добычи ему достались кожаные штаны и тяжелые датские сапоги. На поясе висел лонгсакс – и скеггокс с резным древком на несколько пядей длиннее его узловатого предплечья. Лежащий неподалеку на камне шлем принадлежал когда-то норманнскому вождю; по железу вилась медная резьба, а толстый гребень переходил в наконечник с изображением волчьей головы. Были у него и копье, и окованный деревянный щит со стальной выпуклой серединой, на почерневшей от копоти лицевой стороне которого он недавно нанес краской знак вождей Оркханка, пика Скандинавских гор: красный глаз Балегира.

Гримнир все тянул свою песню:

Солнце померкло,земля тонет в море,срываются с небасветлые звезды,пламя бушуетпитателя жизни,жар нестерпимыйдо неба доходит.

Когда эхо грубой песни на скрытой за туманом равнине Клуэн Тар затихло, Гримнир услышал неподалеку тихие женские шаги. Он скосил глаза на Этайн, худенькую и дрожащую от изнеможения даже под плащом. Ирландская армия шла всю ночь – огромные дивизии воинов, которые маршировали на северо-восток, петляя через тихие рощи и низины меж Фингалом и полуостровом Хоут, пока не встали у густого леса, прозванного Томарским. И здесь угрюмый принц клана Дал Каш Мурроу объявил привал.

– Я помню эту песню, – сказала Этайн, опершись на валун, служивший ему обзорным пунктом. – Ты уже пел ее – кажется, что уже столько лет прошло, – по дороге в Роскилле. Но в ней не слышно надежды.

– Надежды на что, подкидыш?