Её нутро выворачивается наизнанку от одной мысли, что и он вляпался куда-то, куда бы ему не следовало. В области шейного позвонка неприятно жжёт напоминание её безалаберности, мстительности и даже тупости. Благодаря этому вместо крови кровеносная система гоняет сплав из мазуты и слёз, всегда напоминая, что какие-либо отношения обязательно будут использоваться против, что выворачивать людей наизнанку нужно для их же блага, что нажать на курок надо тогда, когда прикажут. Она не хочет такой жизни для него. Для своего Вильяма.
– Я всё, Вэлар. В любой момент меня убьют, – судорожно выдыхает он. – Или же кого-то из моих парней. Я боюсь говорить об этом Кларе, боюсь её осуждения. Я ведь не плохой, я просто делал то, что нужно было для защиты близких. И я не прощу себя, если и тебя втяну в это.
Девушка пытается пересесть с пола обратно на пуф, но он не позволяет этого сделать, крепко сжимая в объятиях, до боли под рёбрами. Кажется, вот-вот, и она треснет в его руках.
– Мы с Волками задолжали одним очень крутым людям, – жмурится, – много задолжали. Мы думали, что отдадим всё мирным способом, но сроки вышли и если мы не отдадим в течение недели, то должны будем работать на них. Мы хотели выкупить бар, очистить его от местных наркоманов, а потом отбить всё с выручки. Как видишь, не отбили. – Вильям смотрит в холодные глаза сестры, ища в них ненависть к нему, но вместо этого увидел непонятное облегчение.
– Кто эти "очень крутые"?
– Сид Оуэлл. – Вильям больше не смотрит на неё, боясь столкнуться с разочарованием. Он слышит её усмешку и чувствует, как она встаёт. Больше не держит.
– Сколько? – Голос меняется до неузнаваемости. Приобретает оттенки серьёзности и властности. Будто бы она всю жизнь говорит эту фразу.
– Пятьсот штук. —Вильям Брэдли смотрит в пол, Валери – в окно.
Как её братец только посмел связаться с Сидом и его компашкой? Сид Оуэлл – один из самых крупнейших наркоторговцев не только Харгандера, но и, чёрт побери, всей страны.
Она заламывает пальцы, всматриваясь в пейзаж города. Шныряющие туда-сюда машины напоминают кровь, струящуюся по венам и прямиком окольцовывающую организм. Кажется, тромб застревает.
Вэл терпеть не может ту жизнь, на которую её обрекли. Вернее, на которую она себя подписала сама. И уж точно затягивать туда брата не было и в планах. Только он сам влез, будто его кто-то специально подтолкнул.
– А что отец? – последнее слово девушка говорит с таким отвращением, что Вильям тут же приковывает свой взгляд обратно к сестре.
–Это он и помог с этим Оуэллом, – усмехается Вильям.
– Не удивлена.
– Когда мы решили выкупить бар, то он посоветовал Оуэлла как доверенное лицо. Мы заняли у него, а дальше ты знаешь.
– Думать надо головой, прежде чем идти к этой крысе. – Он не узнаёт этих непонятных ноток голоса сестры. То, что она всегда вела холодную войну с отцом – не было большим секретом, но будто бы она не договаривает о чём-то слишком важном. – Когда нужны деньги?
Вильям резким движением поднимается с пола, подходя вплотную к сестре. Что она скрывает?
– Даже не смей влезать в эти дела, поняла меня? – Его руки больно сжимают худые запястья, но Вэл на это не реагирует. Вместо реакции боли кристальный взгляд становится мутным стеклом.
– Я спрашиваю ещё раз: когда нужны деньги? – говорит чётко и отрывисто, чем ещё больше злит Вильяма.
– А я ещё раз повторяю: не смей в это совать свой нос.
– Серьёзно, Вильям? Я единственный человек, который может тебе сейчас помочь практически безвозмездно.
– Ты сама себе помочь не можешь, вечно сбегая! – Его взгляд полыхает огнём, когда она спокойно высвобождает свои запястья из цепкой хватки.
– Ты, правда, думаешь, что я просто так бегаю по странам и городам? Только прячась от охоты Вэрнарда? Да, по началу это было так. Но ты не думал, что маленького ребёнка могли быстро вернуть родителям на границе? – Её звериная усмешка не даёт покоя, заставляя сердце колотиться, а сталь стремительно наполняет ушные раковины.
Валери разворачивается спиной к брату, приподнимая волосы. Маленькая, аккуратная татуировка в виде галочки сидит прямо по росту линии волос. Как он мог не заметить это клеймо?
– Как давно? – голос больше похож на рык. – Как давно ты в Стае? – Отвращение.
– Сколько помню себя. – Вэл гордо разворачивается лицом к брату.
– Как тебя угораздило попасть туда? – Вильям вне себя от ярости и злости на неё.
Она связалась с плохими людьми. С худшими, по его мнению, людьми. С теми, кто принял её после того, как семья заставила уйти.