Сталь Императора

— Сергей Юльевич, ну зачем опять эти декларации? Мы же серьезные люди, а значит, способны использовать измеряемые результаты, а не эмоции. Ещё в 1892 году Вы были горячим сторонником бумажно-денежного обращения, а уже в 1897 году вдруг превратились в фанатика золотого рубля, оперируя при этом не цифрами, как подобает финансисту, а лозунгами. А вот если использовать только факты, то картина получается грустная. Не верите мне — вот слова государственного контролера Петра Шванебаха: «Переход к золотому обращению совершился у нас главным образом путем накопления золота внешними займами. И поддерживать такой успех можно было только новыми займами. В итоге что получилось? Золотой запас империи был большим. Золотое обеспечение российского рубля было с запасом и составляло около 120 %. Однако золото уходило на Запад, а для кредитования национальной промышленности финансов не хватало. В результате Российская империя так и не смогла с момента его введения совершить индустриальный рывок, который был необходим, чтобы остаться в клубе великих держав и сохранить независимость…»

Император захлопнул папку и опять уставился на министра, буравя его взглядом, как будто вскрывая черепную коробку.

— Так кто же Вы, Сергей Юльевич? Кто или что за Вам истоит? Какие цели преследуете? На кого и для чего работаете?

Если бы сейчас разговор проходил на фоне заснеженной улицы, лицо Витте слилось бы с ландшафтом, настолько оно стало белым и безжизненным. И все же, прямой взгляд монарха он выдержал, не опустив глаза, и с первым шоком вполне справился, а потому решился пойти в атаку, так как терять всё равно было уже нечего.

— Ваше Императорское Величество, меня тоже мучает больше двух месяцев один вопрос… Я служу при дворе уже восемь лет, и знаю своего царя еще с того времени, когда он был наследником… Так вот, он не мог даже теоретически оперировать таким объёмом информации, у него не было даже приблизительно той базы знаний, которую Вы демонстрируете, — Витте криво улыбнулся. — И последняя цитата из моего дневника не могла быть скопирована в Биарице или где-либо еще. Я написал эти слова сегодня ночью и до настоящего времени носил с собой, нигде не оставляя ни на минуту, — и министр широким жестом протянул императору собственный блокнот.

Просторный кабинет Морского собрания Кронштадта погрузился в тишину, наступившую в поле перед грозой, когда ветер неожиданно утихает, и даже осиновая листва на деревьях перестаёт привычно трепетать, а вся земля как будто делает глубокий вдох и застывает в ужасе перед надвигающейся стихией. Император улыбнулся, подошёл вплотную к министру и с головы до ног оглядел его, будто увидел первый раз в жизни.

— Ну и что Вы собираетесь делать с этими, весьма ценными наблюдениями? — насмешливо спросил он, крутя в пальцах невесть откуда взявшуюся трубку, — вам не кажется, что лимит объявлений меня сумасшедшим для вас исчерпан?

— Да, но Вы же ждёте от меня признаний.

— А вы считаете, что я не имею для этого оснований? Или, как заправский финансист, предлагаете их у вас купить?

— Нет, зачем же, можно обменять… Разве это не справедливо?

— Справедливо только в том случае, если обмен равноценный. А Вы, Сергей Юльевич, весьма скромный человек — так и не ответили ни на один мой вопрос. Какой уж тут обмен, тем более справедливый.

Разговор опять повис на противной скользкой паутине пауз. Собеседники ощупывали друг друга взглядами, как сапёры — заминированную местность, пытаясь просчитать возможные последствия сказанных слов и сделанных шагов. Первым решил свой ребус император. Чуть тронув мундштуком мундир Витте, посмотрел на него снизу вверх и предложил, как бросил теннисный мяч через сетку: