Сталин

Теория построения социализма в отдельной стране, считал Троцкий, несовместима с теорией "перманентной революции". Только сверхиндустриализация за счет крестьянского сектора, писал Преображенский, поддерживая Троцкого, может дать государству промышленную основу, шансы на социализм.

Сталин очень поверхностно знал экономику. Однако он видел, в каком тяжелом положении находится страна. Полоса дискуссий и споров в партии, длившаяся почти десятилетие, была периодом борьбы не только за определение уровня и характера демократического общества, но и за поиск путей развития экономики. Если бы у Сталина была экономическая проницательность, то он смог бы увидеть в последних статьях Ленина определенную концепцию социализма, которая включает в себя индустриализацию и добровольную кооперацию страны, подъем культуры широких масс, совершенствование социальных отношений, развитие демократических начал в обществе. Ленинские пророческие слова о том, что нэп многие из этих проблем связывает в один узел - смычка города и деревни, "освобождение" экономических рычагов, торговля, извечная предприимчивость делового человека, - что "из России нэповской будет Россия социалистическая"195, Сталиным никогда не были до конца поняты.

Первые годы его интересовали экономические воззрения Бухарина, Преображенского, Струмилина, Леонтьева, Брудного, но Сталин с трудом понимал суть хитросплетений экономических терминов, законов, тенденций. Человек, который никогда не был на производстве, не ведавший запаха весенней пашни, не одолевший азбуки экономической политграмоты, в конце концов согласился, например, с неизбежностью "товарного голода" при социализме, который сопровождает нас до сих пор. Правда, Сталин пытался что-то понять в экономике. В библиотеке, например, хранилась книга О. Ерманского "Научная организация труда и система Тейлора". Известно, что Ленин похвалил автора за то, что он смог дать изложение "системы Тейлора, притом, что особенно важно, и ее положительной и ее отрицательной стороны..."196. Должно быть, поэтому Сталин и читал эту книгу...

Однако, основываясь на его работах, записках, высказываниях, а главное, практических действиях, убеждаешься, что экономическое кредо Сталина было более чем простым. Страна должна быть сильной. Нет, не просто сильной, а могучей. Прежде всего - всемерная индустриализация. Затем - максимально приобщить крестьянство к социализму. Путь, метод, средство - широчайшая опора на диктатуру пролетариата, в которой Сталин признавал только "силовую" сторону. Во время одного из совещаний в ЦК он высказал такую формулу: "Чем крупнее будут стоять перед нами задачи, тем больше будут трудности". В "Большевике" (1926. No 9 - 10) эту идею сформулировали так: "Мы ставим перед собой все более серьезные и крупные задачи, разрешение которых обеспечивает все более успешные шаги по направлению к социализму, но укрупнение задач сопровождается и ростом трудностей". Как это все перекликается с будущей зловещей формулой об "обострении классовой борьбы по мере ускорения продвижения к социализму"! В середине 20-х годов Сталин очень туманно представлял пути социалистического строительства, но метод у него, несомненно, уже был: сила, команда, директива, указание. Свобода? Нет. Главное - сила. Разве это противоречит диктатуре?

Сталин, читая многочисленные выступления видных деятелей партии, чувствовал, что широкий спектр взглядов на судьбы социализма в СССР обусловлен не только дифференциацией идейных и теоретических позиций их авторов, но и тем, что действительность оказалась намного сложнее, чем предполагали большевики. Вот правильно ведь пишет Бухарин в "Большевике": "...раньше мы представляли себе дело так: мы завоевываем власть, почти все захватываем в свои руки, сразу заводим плановое хозяйство, какие-то там пустячки, которые топорщатся, мы частью берем на цугундер, частью преодолеваем, и на этом дело кончается. Теперь мы совершенно ясно видим, что дело пойдет совсем не так"197.

Да, дело идет "совсем не так"... Перелистывая статьи, читая доклады, справки, донесения, Сталин чувствовал, что наиболее опасен в этой полосе неопределенности Троцкий. Даже при мысленном упоминании этого имени Сталина охватывало состояние глубокой неприязни, переходящее в озлобление. На днях ему сказали, что, выступая в кругу своих приверженцев, Троцкий заявил, что "некоторые новые вельможи в партии" не могут простить ему, Троцкому, ту историческую роль, которую он "сыграл в Октябре". Конечно, "вельможа" в устах Троцкого - это он, Сталин. До него доходили и более нелестные эпитеты Троцкого и его сторонников в свой адрес.