Сталин

Цепкая память «вождя» закладывала в «компьютерные» ячеи слова Мао Цзэдуна: «Вождь рабочего класса всего мира»; Пальмиро Тольятти: «Обязуемся и впредь быть верными Вашему учению»; Ким Ду Бона: «Да здравствует великий Сталин – спаситель корейского народа»; Анри Мартеля: «Вы – гениальный теоретик и великий революционер»; Вальтера Ульбрихта: «Честь и слава Вам, гениальному кормчему»; Матьяша Ракоши: «Венгерские рабочие и крестьяне называют товарища Сталина «родным отцом»… Зал оживился, когда Вылко Червенков преподнес благодарственное письмо, подписанное пятью миллионами (!) трудящихся Болгарии – почти всем взрослым грамотным населением страны.

Семидесятилетний «вождь», отправляясь на следующий день на банкет, еще успел прочесть в Кремле десятки телеграмм от зарубежных государственных деятелей. Поскребышев, стоявший рядом, внимательно следил, как старческие руки «Хозяина» откладывали в сторону один лист за другим. Закончив, встал и, уже выходя из кабинета, вдруг обернулся к своему помощнику:

– Кто это тебя надоумил написать о цитрусовых?

Поскребышев не ожидал этого вопроса, смутился, но быстро ответил:

– Суслов и Маленков порекомендовали. Читали в отделе пропаганды; сам Михаил Андреевич смотрел.

Сталин ничего больше не сказал и пошел к выходу. Нужны силы и на долгий банкет с речами и бесконечными тостами. А вопрос к Поскребышеву был связан с сегодняшней большой статьей в «Правде» его помощника «Любимый отец и великий учитель». В одном из ее разделов говорилось, что Сталин не только помог мичуринцам разгромить вейсманизм-морганизм, но и показал, как надо на практике внедрять передовые научные методы. «Товарищ Сталин, занимаясь в течение многих лет разведением и изучением цитрусовых культур в районе Черноморского побережья», показал себя «ученым-новатором». Далее Поскребышев писал, что можно «привести и другие примеры новаторской деятельности товарища Сталина в области сельского хозяйства. Известна, например, решающая роль товарища Сталина в деле насаждения эвкалиптовых деревьев на побережье Черного моря, в деле разведения бахчевых культур в Подмосковье и в распространении культуры ветвистой пшеницы».

Выставка подарков, которую Сталин посмотрел глубокой ночью, впечатляла. Здесь были экспонаты, подаренные Сталину и раньше, до юбилея. Переходя из зала в зал, Сталин задержался у целого моря знамен от республик, областей, предприятий. Он остановился около одного-двух, поднял полотнище: «Выше знамя Ленина – Сталина! Оно несет нам победу!», «За Родину, за Сталина!». Дальше около тридцати знамен только от китайского и корейского народов. Подписи весьма впечатляющие: «Самоуправление города Саншилин преподносит подарок спасителю человечества Генералиссимусу Сталину», «Светочу пролетариата Генералиссимусу Сталину», «Да здравствует спаситель народов мира Сталин!», «Спасибо Великому Сталину за освобождение нас от японского гнета. От русского населения г. Мулин». А вот знамя 26-й стрелковой Сталинской Краснознаменной ордена Суворова дивизии… Море позолоченного кумача.

Сотни картин. Живопись, графика, акварель. И. Бродский, П. Васильев, Е. Голяховский, В. Дени, Н. Долгоруков, А. Кручина, И. Павлов, Н. Соколов, Н. Шестопалов, другие известные мастера. Скульптуры Н. Томского, П. Кенига, Л. Едунова. Скользя взглядом по бесчисленным ликам человека с усами, Сталин не чувствовал себя помещенным в какой-то иррациональный, перевернутый мир, а воспринимал это всеобщее ослепление как признание его гениальности.

Неторопливыми шагами «вождь» проходил мимо бесчисленных ваз, альбомов, шкатулок, статуэток к целому арсеналу оружия – десятки подаренных пистолетов, винтовок, автоматов… Пройдя, как сквозь строй, через выставку подарков, Сталин не спеша, как и положено земному богу, нес свое стареющее тело к лимузину, чтобы вновь уединиться за зубчатыми стенами…

Весь декабрь газеты и журналы были заполнены приветствиями, юбилейными статьями, верноподданническими излияниями. Шел процесс унижения великого народа. Сталин считал это естественным. Да, пожалуй, Карл Каутский, давний критик большевизма, оказался прав в отношении личности Сталина. Еще в 1931 году, когда только монтировалось здание единовластия, он не без иронии вопрошал: «Что еще остается сделать Сталину, чтобы прийти к бонапартизму? Вы полагаете, что дело дойдет до своей сути не раньше, чем Сталин коронуется на царство?» Все более пристально всматриваясь в то, что было, убеждаешься: для тотальной бюрократии просто необходим хотя бы первый консул, если нет императора. Сама бюрократическая система с формальной демократией на фасаде не может существовать без политической фигуры деспотического типа.