Сталин

Оглядываясь с высоты прошедших десятилетий на те почти восемь лет, которые Сталину довелось прожить после Победы, видишь, что они были во многом необычными. Внутри страны – вновь предельная мобилизация всех человеческих сил для восстановления и роста могущества государства.

В международном плане эти же восемь лет характерны тем, что все сильнее дули холодные ветры. «Мы вышли из этой войны, – заявил президент США Г. Трумэн, – как наиболее мощная в мире держава, возможно, наиболее могущественная в человеческой истории». Администрация США, страны, монопольно обладавшей самым страшным оружием массового уничтожения, не смогла избежать соблазна извлечь из этого обстоятельства максимальную выгоду. Выступление Сталина в феврале 1946 года на предвыборном собрании – достаточно спокойное и даже миролюбивое – Запад воспринял чуть ли не как вызов. Этот вызов многим за океаном просто был нужен. США на деле стремились к «руководству миром». Были в ходу и более сильные выражения, вроде необходимости «перестроить мир по образу и подобию Соединенных Штатов».

Ночью 6 марта 1946 года, когда Сталин уже собирался ехать к себе на дачу, в кабинет быстро вошел Поскребышев и положил перед генералиссимусом только что полученную шифровку. Сталин вновь сел за стол и погрузился в чтение. Посольство в Вашингтоне сообщало: в Фултоне состоялось необычное выступление Черчилля в присутствии Трумэна (президент – уроженец штата Миссури). Речь бывшего премьера была до предела воинственной. Сталин, имевший четыре встречи с Черчиллем, которому он никогда не доверял, но ценил его энциклопедический ум, был поражен жесткостью его выражений. Хотя в начале речи Черчилль хорошо отозвался о нем: «Я от души восхищаюсь и отдаю должное героическому русскому народу и моему боевому товарищу маршалу Сталину». А далее Черчилль предупреждал, что над западными демократиями нависла «красная угроза». Но, слава богу, Соединенные Штаты находятся ныне на «вершине мирового могущества», что дает надежду на защиту от «замыслов злонамеренных личностей и агрессивного духа сильных наций». Черчилль сообщил миру, что «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике опустился над Европейским континентом железный занавес». Здесь бывший премьер был прав. Сразу же после войны Сталин предпринял ряд энергичных шагов, направленных на сокращение всяческих контактов с Западом, остальным миром. Занавес – «железный» или «идеологический», это как посмотреть, – действительно опустился. Один из членов «большой тройки» всегда боялся влияния «гнилых демократий». Долгие годы в СССР могли знать о Западе лишь то, что сочтут нужным люди типа Суслова. Информационная пропасть между двумя мирами обедняла интеллекты, резко ослабляла связи мировых культур. Мы стали еще беднее духом…

Но Черчилль не остановился в своей речи на этом, он предупредил, что «вдали от русских границ… пятая колонна коммунистов ведет свою работу… она представляет собой нарастающую угрозу для христианской цивилизации». Тут великий англичанин, возможно, преувеличивал. Даже он оказался в плену шпиономании и кампании по «охоте за ведьмами». Гость американского президента, явно сочувствующего высказанным идеям, призвал повсюду в мире защищать «великие принципы свободы и прав человека, которые являются общим историческим наследием англоязычного мира».

Сталин, отодвинув шифровку, долго немигающими глазами смотрел сквозь окно в темень мартовской ночи. Робко начинавшаяся весна была быстро и цепко схвачена морозцем. Речь Черчилля была и сигналом, и вызовом. Затем «вождь» подошел к столу и позвонил Молотову. Тот был на месте. Обычно члены Политбюро следили за тем, когда уезжал Сталин, и только после этого сами отправлялись домой.

Когда пришел Молотов, разговор двух «архитекторов» внешней политики страны затянулся еще на добрый час. Они не знали, что речи Черчилля предшествовала «длинная телеграмма» американского поверенного в делах в Москве, направленная в Вашингтон, в которой он дал искаженную трактовку февральской речи Сталина. Дж. Кеннан утверждал, что советские руководители считают третью мировую войну «неизбежной». И советские руководители, жившие постоянной борьбой, увидели в этом откровенном вызове Запада естественный ход вещей. Ни Черчилль, ни Трумэн, ни Сталин не смогли тогда подняться до понимания тщетности попыток построить «новый порядок», основанный на страхе взаимного уничтожения. Они были продуктом своего времени. Положение Сталина было трудным. К тому времени США, обладающие атомной бомбой, были неизмеримо сильнее СССР. Достаточно сказать, что за годы войны промышленный потенциал США вырос на 50 %. Соединенные Штаты выпускали в 4 раза больше оборудования, в 7 раз больше транспортных средств. Сельхозпроизводство выросло на 36 %.