Сталин

Но если б они хоть в самом деле могли помочь буржуазии в ее попытках воссоздания государства! И этого не было. Ибо для этого надо было помочь ей подавить революцию низов — и утвердить власть военного диктатора. Но это грозило их собственной власти. Даже больше: это грозило их шее. Поэтому они парализовали все шаги правительства — и выдали его в конце концов с головой пришедшей в октябре революционной диктатуре.

Поистине: проклятием страны был этот жалкий слой себялюбивых, беспринципных, жадных до власти, но слабых, трусливых, ни на что не пригодных людей! Но через них надо было пройти. Таков, очевидно, закон революций.

…Нет государства. Нет власти. Старые формы постепенно разрушаются. Новые еще не созданы.

Но и государство и власть нужны. Иначе не будет России. Сильные люди скоро сознают это. Сознают это и люди земли. Происходит тяжкий процесс размежевания. Все активные слои русского народа группируются по крайним флангам. Демократическое болото — союз умеренной буржуазии и розового социализма — вымывается и скидывается с исторических счетов. Начинается борьба за воссоздание русской государственности. Начинается борьба за ее формы и суть. В двух противостоящих лагерях концентрируются все люди напряженной любви к стране и народу, люди воли, сверхчеловеческого подвига, безусловной самоотверженности. Пассивные элементы поневоле должны тоже принять участие в этой борьбе двух начал, ведущих к одной цели. Как стоит вопрос? Или-или. Или формы старой империи, опять корона на двуглавом орле, власть сурового диктатора-солдата, разгон советов, кровавое удушение революции низов, сначала успокоение, потом реформа. Или продолжение и углубление народной революции, разгон и организация революционной улицы, безжалостные клещи якобинской диктатуры, взрыв всех социальных основ старого строя, полный слом старых форм, физическое и моральное уничтожение людей старого, все новое, люди, формы, — и, как результат, новая империя, новая единая, великая, неделимая Россия… Или Корнилов или Ленин. Побеждает Ленин.

V

В марте месяце семнадцатого года, расскажет несколько лет спустя Сталин, у меня были колебания. Они длились всего одну-две недели. С приездом Ленина они отпали — и на апрельской конференции 17-го года я стоял в одних рядах с Лениным против Каменева и его оппозиционной группы…

Причина колебаний была проста. Именно в мартовские дни семнадцатого года с исключительной ясностью сказалось, что Сталин не был самостоятелен идейно. Он мог прекрасно усвоить — еще лучше воплощать в живой жизни идеи другого. Он мог сделать все последующие выводы, раз была только основная ведущая нить. Но он не мог создать новой системы идей. А Россия в марте семнадцатого была на историческом переломе. Все ценности требовалось переоценить, чтобы создать возможность постройки нового государства. Требовалась совершенно новая система идей.

Сталин растерялся. Прежде вся его энергия была направлена на свержение царской власти. Это была отчетливая цель — и к ней, как зубья одного колеса машины к другому, были приспособлены все его мысли и действия. Но о том, что будет после уничтожения монархии, все — и особенно Сталин, слишком занятый всегда практической работой, — думали в самых общих чертах, рисовали самые туманные, самые общие схемы. И вот сейчас цель, которая наполняла жизнь, достигнута. А дальше что? Какое конкретное содержание надо вложить в общие формулы прошлых дней? И соответствуют ли эти формулы реальной обстановке сегодняшнего дня?

Ленин писал из-за границы, что нет: старые формулы надо пересмотреть, в новой исторической обстановке нужны и новые цели, и новые методы. Но Ленин был далеко. Его мысли доносились обрывками и редко. И они слишком шли вразрез с тем, что Сталин наблюдал вокруг себя. Прав ли Ленин? Может ли он правильно оценить обстановку в России издалека, не видя ни людей, ни их жизни?

Каменев, вместе со Сталиным вернувшийся из ссылки, яростно убеждал не считаться с ленинскими «бреднями»:

— Разве Ильич понимает то, что происходит у нас здесь сейчас? У себя за границей он оторвался от русской действительности — и сейчас только может испортить своими нелепыми мыслями всю нашу тяжелую и ответственную работу. Уверяю вас: сейчас должен быть единый революционный фронт — иначе неизбежна реакция. Мы не можем рвать с прочими слоями революционной демократии. Мы не смеем вносить раскол в рабочую среду. Да и кто пойдет за нами, если б мы на это и решились?.. Ничтожные кучки. Масса с большинством демократии.

Каменев был и за поддержку Временного правительства, — условную, конечно, — и за объединение с меньшевиками, и за «революционную войну». Словом, за все то, против чего восставал Ленин.

Эта позиция Каменева, как и то, что он приобретал все большее влияние в рядах партии, не было случайно.