Сталин Экономическая революция

По итогам своего изучения положения металлопромышленности Дзержинский сделал доклад на заседании Политбюро 13 ноября 1923 года. Суть доклада сводилась к тому, что ни Главметалл, ни ВСНХ в целом ничего не сделали для предотвращения кризиса, и что нужно организовать общегосударственную кампанию по борьбе с кризисом. Политбюро этот доклад одобрило и направило вопрос для обсуждения в Совет Труда и Обороны.

В эти самые дни развернулась ожесточенная борьба с Троцким, и вопрос о металлопромышленности отошел на второй план. СТО отложил совещание, назначенное на

16 ноября, до конца месяца. 30 ноября вопрос был отложен

еще на две недели, до 14 декабря. Собравшись снова 14 декабря, Совет Труда и Обороны принял решение еще раз отложить рассмотрение доклада Дзержинского еще дней на двадцать.

Дзержинский принялся засыпать СТО, Президиум ВСНХ и Совнарком требованиями рассмотреть, наконец,

свой вопрос. Ему удалось заставить заместителей председателя СТО созвать 28 декабря 1923 года заседание по своему докладу. Но Совет Труда и Обороны, заслушав текст доклада, не принял по нему никакого решения. Но зато постановил образовать в Госплане комиссию во главе с Кржижановским по вопросам металлопромышленности. Она-то, мол, и должна изучить положение в отрасли и подготовить ряд мер для борьбы с кризисом и ее дальнейшего развития. Эта комиссия должна была 15 марта

1924 года внести свой доклад в СТО для дальнейшего рассмотрения [29. С. 71].

Таким образом, затягиванием рассмотрения вопроса Каменев и Рыков ясно давали понять Дзержинскому, что не потерпят постороннего вмешательства в дела советского хозяйства. И в самом деле, Дзержинский вышел здесь за пределы

своих полномочий. Контролировать работу промышленности мог только Наркомат Рабоче-крестьянской инспекции,

ни членом, ни наркомом которого Дзержинский в конце 1923 года не был. А сам Наркомат под руководством Куйбышева только-только стал налаживать свою работу. Весь первый год работы, вплоть до апреля 1924 года у него ушел на эксперименты и пробы.

Дзержинский не был также и членом Центральной контрольной комиссии РКП(б), на которую тоже иногда возлагались функции контроля над хозяйственными органами и партийным руководством ими. Не мог Дзержинский заниматься делами всей металлопромышленности ни как председатель ОГПУ, ни как нарком путей сообщения. Вся его деятельность по изучению металлопромышленности в конце 1923 года была лишь работой и мнением отдельного, пусть бы и высокопоставленного, товарища.

Причина такого вмешательства могла быть, пожалуй, только одна - политическая. Интерес Дзержинского к металлопромышленности совпал с борьбой Политбюро ЦК

против Троцкого и имел явно политическое происхождение.

Раз так, то нужно оценивать его интерес, исходя из его политического положения в руководстве партией. На этот счет есть две оценки Дзержинского, из противоположных лагерей, но совпадающие по смыслу. Первая принадлежит Троцкому:

«Самостоятельной мысли у Дзержинского не было. Он

сам не считал себя политиком, по крайней мере, при жизни Ленина. По разным поводам он неоднократно говорил мне: я, может быть, неплохой революционер, но я не вождь, не государственный человек, не политик. В этом была не только

скромность. Самооценка была верна по существу. Политически Дзержинский всегда нуждался в чьем-нибудь непосредственном руководстве» [38. С. 464]. А вторая принадлежит Бажанову:

«Но что очень скоро мне бросилось в глаза, это то, что Дзержинский всегда шел за держателями власти, и если отстаивал что-либо с горячностью, то только то, что было принято большинством. При этом его горячность принималась членами Политбюро как нечто деланное и по-

этому неприличное. При его горячих выступлениях члены Политбюро смотрели в стороны, в бумаги, и царило впечатление неловкости. А один раз председательствовавший

Каменев сухо сказал: „Феликс, ты здесь не на митинге,

а на заседании Политбюро". И, о чудо! Вместо того, чтобы оправдать свою горячность („принимаю, мол, очень

близко к сердцу дела партии и революции"), Феликс в течение одной секунды от горячего взволнованного тона вдруг перешел к самому простому, прозаическому и спокойному…

Надо добавить, что когда Сталин совершил свой переворот, Дзержинский с такой горячностью стал защищать сталинские позиции, с какой он поддерживал вчера позиции Зиновьева и Каменева (когда они были у власти).

Впечатление у меня в общем получалось такое: Дзержинский никогда ни на йоту не уклоняется от принятой большинством линии (а между тем, иногда можно было бы иметь и личное мнение); это выгодно, а когда он горячо и задыхаясь защищает эту ортодоксальную линию, то не прав ли Зиновьев, что он использует внешние эффекты своей грудной

жабы?» [35. С. 200-291].

То есть выходит, что в политических делах Дзержинский не был самостоятельным. На том фоне, что основой критики