Сталин. Энциклопедия

С учениками духовной семинарии. Картина К.К. Гзелишвили  * * *       Когда луна своим сияньем     Вдруг озаряет мир земной     И свет ее над дальней гранью     Играет бледной синевой,     Когда над рощею в лазури     Рокочут трели соловья     И нежный голос саламури     Звучит свободно, не таясь,     Когда, утихнув на мгновенье,     Вновь зазвенят в горах ключи      И ветра нежным дуновеньем     Разбужен темный лес в ночи,     Когда, кромешной тьмой томимый,     Вновь попадет в свой скорбный край,     Когда, кромешной тьмой томимый,     Увидит солнце невзначай, —     Тогда гнетущей душу тучи     Развеют сумрачный покров,     Надежда голосом могучим     Мне сердце пробуждает вновь.     Стремится ввысь душа поэта,     И сердце бьется неспроста:     Я знаю, что надежда эта     Благословенна и чиста!   Юношеские стихотворения Иосифа Джугашвили пользовались признанием у выдающегося грузинского поэта Ильи Григор ьевича Чавчавадзе. Стихотворения Джугашвили были помещены в грузинские школьные учебники и хрестоматии, когда сам их автор находился в царских тюрьмах и ссылках.   И.В. Сталин был против их печатания в советские годы. Однако юношеские стихотворения все же печатались в разных сборниках стихов и отдельными книгами.   ЮТКЕВИЧ Сергей Иосифович (1904–1985), советский режиссер, художник, теоретик кино. Лауреат Сталинской премии 1941 – за фильмы «Яков Свердлов» (1940), «Человек с ружьем» (1938).   «Показывая в фильме «Человек с ружьем», как возникают на белом листе первые строчки знаменитого воззвания «Ко всем трудящимся!», – писал Юткевич, – мы показывали В.И. Ленина: он – весь мысль, великая ленинская мысль теоретика, стратега и вождя. Здесь вдохновляли нас те слова, которыми закончил товарищ Сталин свою речь на вечере кремлевских курсантов 28 января 1924 года: «Гениальная прозорливость, способность быстро схватывать и разгадыв ать внутренний смысл надвигающихся событий – это то самое свойство Ленина, которое помогало ему намечать правильную стратегию и ясную линию поведения на поворотах революционного движения».   ЯГОДА Генрих Григорьевич (Иегуда Енон Ершонович) (1891–1938), советский государственный деятель.   Участвовал в Октябрьской социалистической революции в Петрограде и Гражданской войне. Во Всероссийской Чрезвычайной Комисии (ВЧК) с 1919. Был заместителем Ф.Э. Дзержинского, заместителем В.Р. Менжинского. В 1934–1936 гг. Ягода нарком внутренних дел СССР. В 1935 ему присваивается звание Генеральный комиссар государственной безопасности. После назначения Н.И. Ежова наркомом внутренних дел Г.Г. Ягода был назначен наркомом связи СССР. В 1938 арестован.   Ягода обвинялся в отравлении В.В. Куйбышева и Максима Горького в 1935. Ягода «явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока» (И. Сталин) . В Большой Советской Энциклопедии (Т. 50. – М., 1957. С. 124) Ягода назван «врагом народа». Реабилитирован не был.   ЯДЕРНАЯ ЭНЕРГИЯ. В конце 1942 под председательством И.В. Сталина прошло специальное заседание Государственного Комитета Обороны по созданию атомной бомбы, на которое были приглашены академики А.Ф. Иоффе, П. Л. Капица, Н.Н. Семенов и В.Г. Хлопин, а также молодой профессор И.В. Курчатов.   Выступивший академик А.Ф. Иоффе заметил, что для реализации такой задачи необходимо самое малое десять лет.   – Нет, товарищи ученые, – сказал И.В. Сталин. – Такой срок нас не устраивает. Мы со своей стороны готовы пойти на все, чтобы работа у нас шла более высокими темпами… А сейчас мы должны определить, кто будет руководить атомным проектом. Думаю, товарищ Иоффе справился бы с такой задачей.   Иоффе снял свою кандидатуру и предложил Курчатова. К тому времени в его лаборатории было открыто явление распа да атомов.   Сталин долго пронзительно смотрел на Иоффе, затем произнес:   – А я такого академика не знаю.   – Он, товарищ Сталин, – ответил Иоффе, – не академик. Он пока лишь профессор, подающий большие надежды. В пользу Курчатова свою кандидатуру снял и академик Капица, поскольку ему не разрешили привлечь к работе физиков-ядерщиков из лаборатории Резерфорда.   – Хорошо, товарищ Иоффе, – сказал Сталин. – Но вы сначала дайте ему звание академика.   11 февраля 1943 ГКО принял специальное решение об организации научно-исследовательских работ по использованию атомной энергии. Их руководителем был назначен И. В. Курчатов. Он сразу вызвал в Москву известных ученых Ю.Б. Харитона, И. К. Кикоина, Я.Б. Зельдовича и Г.Н. Флерова. В том же году Игоря Васильевича Курчатова избрали действительным членом Академии наук СССР.   И все это происходило в разгар Сталинградской битвы!   В 1943–1944 было многое сделано по развитию работ с ураном. Вначале общее руководство советским атомным проектом осуществлял В.М. Молотов. С августа 1945 исследования и практическую работу в области ракетостроения и атомной энергии стал курировать Л.П. Берия.   Во время Потсдамской конференции (1945) после краткого упоминания Трумэна в беседе со Сталиным, что США испытали новую бомбу необычайной разрушительной силы, И.В. Сталин дал указание И.В. Курчатову ускорить работы по созданию советского атомного оружия.   Решением Государственного Комитета Обороны от 20 августа 1945 при ГКО был создан Специальный (Особый) комитет, на который возлагалась задача создания атомной промышленности в стране и создания атомного оружия. Накануне И.В. Сталин вызвал к себе наркома боеприпасов СССР Б.Л. Ванникова. Вспоминая этот разговор, Ванников писал: «Сталин вкратце остановился на атомной политике США и затем повел разговор об организации работ по использованию атомной энергии и созданию атомной бомбы у нас, в СССР».   Упомянув о предложении Берии возложить все руководство по атомной проблематике на НКВД, Сталин говорил:   – Такое предложение заслуживает внимания. В НКВД имеются крупные строительные и монтажные организации, которые располагают значительной армией строительных рабочих, хорошими квалифицированными специалистами, руководителями. НКВД также располагает разветвленной сетью местных органов, а также сетью организаций на железной дороге и на водном транспорте.   Приняв доводы Ванникова, Сталин решил создать Специальный комитет, который «должен находиться под контролем ЦК и работа его должна быть строго засекречена… Комитет должен быть наделен особыми полномочиями».   Председателем Специального комитета стал Л.П. Берия, заместителем председателя Б.Л. Ванников, членами комитета Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, А.П. Завенягин, М.Г. Первухин , А.Ф. Иоффе, П.Л. Капица, И.В. Курчатов, В. А. Махнев (секретарь комитета). Отмечая важность вхождения в комитет Маленкова, Сталин подчеркивал: «Это дело должна поднять вся партия, Маленков – секретарь ЦК, он подключит местные партийные организации».   Одновременно с организацией Специального комитета был сформирован Ученый (Технический) совет по атомной энергии в составе А.Ф. Иоффе, П.Л. Капицы, И.В. Курчатова, А.И. Алиханова, И.К. Кикоина, Ю.Б. Харитона, Б.Л. Ванникова, А.П. Завенягина и В. А. Махнева. И.В. Сталин предложил: «Давайте назначим председателем Ученого совета тов. Ванникова, у него получится хорошо, его будут слушаться и Иоффе, и Капица, а если не будут – у него рука крепкая; к тому же он известен в нашей стране, его знают специалисты промышленности и военные».   На основании постановления ГКО от 20 августа 1945 было образовано Первое главное управление при Совете Народных Комиссаров СССР во главе с Б.Л. Ванниковым.   ; В 1946 был пущен первый советский урановый реактор, в 1949 создана советская атомная бомба – надежный ядерный щит Советского Союза и гарант мира во всем мире.   ЯКОВЛЕВ Александр Сергеевич (1906–1989), советский авиаконструктор.   В Красной Армии с 1920. Генералполковник авиации. Дважды Герой Социалистического Труда (1940,1957). Лауреат Сталинской премии (1941,1942,1943,1946,1947,1948). Лауреат Ленинской премии (1972). Лауреат Государственной премии СССР (1977).   В книге «Цель жизни» А. С. Яковлев пишет: «Сидел я как-то в конструкторском бюро за чертежной доской с конструктором Виктором Алексеевым, подошел секретарь: «Вас спрашивает какойто Поскребышев. Соединять или нет?»   Беру трубку и слышу голос личного секретаря Сталина – Александра Николаевича Поскребышева. Он говорит, что мне надо приехать в ЦК по срочному делу и что сейчас за мной придет машина.   Прошло, кажется, ми нут двадцать, не более, как явился человек в военной форме и пригласил меня следовать за ним.   Не зная ни о причине вызова, ни о том, с кем предстоит встретиться, я очень волновался всю дорогу.   Подъехали к зданию Центрального Комитета партии на Старой площади. Бесшумный лифт плавно поднял на четвертый этаж, и по длинному коридору, застланному ковровой дорожкой, сопровождающий привел меня в какуюто комнату. Здесь стоял диван в чехле из сурового полотна, несколько стульев, в центре – небольшой круглый стол, накрытый белой скатертью. На столе – ваза с фруктами, блюдо с бутербродами, несколько стаканов недопитого чая. В комнате никого не было.   К волнению моему добавилась еще и растерянность: куда я попал и что будет дальше?   Так в полном недоумении простоял я несколько минут, не двигаясь и рассматривая окружающую обстановку.   Вдруг сбоку открылась дверь и вошел Сталин. Я глазам своим не поверил: уж не мистификация ли это?   Но Сталин подошел, улыбаясь, пожал руку, любезно справился о моем здоровье.   – Что же вы стоите? Присаживайтесь, побеседуем. Как идут дела с СБ?   Постепенно он расшевелил меня, и я обрел возможность связно разговаривать. Сталин задал несколько вопросов. Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской и французской авиации. Так же, как и Денисов, я был поражен его осведомленностью. Он разговаривал как авиационный специалист.   – А как вы думаете, – спросил он, – почему англичане на истребителях «Спит-файр» ставят мелкокалиберные пулеметы, а не пушки?   – Да потому, что у них авиапушек нет, – ответил я.   – Я тоже так думаю, – сказал Сталин. – Но ведь мало иметь пушку, – продолжал он. – Надо и двигатель приспособить под установку пушки. Верно?   – Верно.   – У них ведь и двигателя такого нет?   – Нет.    – А вы знакомы с работой конструктора Климова – авиационным двигателем, на который можно установить двадцатимиллиметровую авиационную пушку Шпитального?   – Знаком.   – Как вы расцениваете эту работу?   – Работа интересная и очень полезная.   – Правильный ли это путь? А может быть, путь англичан более правильный? Не взялись бы вы построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?   – Я истребителями еще никогда не занимался, но это было бы для меня большой честью.   – Вот подумайте над этим.   Сталин взял меня под руку, раскрыл дверь, через которую входил в комнату, и ввел меня в зал, заполненный людьми.   От неожиданности у меня зарябило в глазах: не мог различить ни одного знакомого лица. А Сталин усадил меня в президиуме рядом с собой и вполголоса продолжал начатый разговор. Я отвечал ему. Ос мотревшись, увидел, что заседание ведет К.Е. Ворошилов, а в первом ряду сидит наш нарком Л.М. Каганович, дальше – конструктор А. А. Архангельский, директор завода В.А. Окулов и главный инженер завода А.А. Кобзарев, некоторые знакомые мне работники авиационной промышленности. В зале было много военных из Управления Военно-воздушных Сил.   Кто-то выступал. Я понял, что речь идет о затруднениях, создавшихся с серийным производством самолета СБ в связи с невозможностью дальнейшего улучшения его летных характеристик, особенно повышения скорости. Между тем от решения этой проблемы зависела судьба нашей фронтовой бомбардировочной авиации.   Я внимательно прислушивался к тому, что продолжал говорить мне Сталин, и одновременно старался уловить, о чем говорят выступающие, а в душе опасался, как бы не предложили мне высказаться по вопросу, с которым я совершенно не был знаком.   К счастью, мои опасения оказались напрасными. Минут через 1 0–15 Сталин встал и повел меня обратно в уже знакомую комнату. Мы сели за круглый столик. Сталин предложил мне чай и фрукты.   – Так как же, возьметесь за истребитель? – Подумаю, товарищ Сталин.   – Ну хорошо, когда надумаете, позвоните. Не стесняйтесь… Желаю успеха. Жду звонка. – И уже вдогонку сказал: – А все– таки дураки англичане, что пренебрегают пушкой.   В то время самолет, вооруженный двадцатимиллиметровой пушкой, уже был у немцев – «Мессершмитт-109». Видимо, Сталину это не давало покоя. Готовя перевооружение авиации, Сталин, очевидно, стремился избежать ошибки при выборе калибра пулеметов и пушек для наших истребителей».   По заданию И.В. Сталина А.С. Яковлев побывал в составе советских делегаций в Италии, Франции, Англии, дважды в фашистской Германии, знакомясь с развитием военно-воздушных сил в этих странах. Возвратившегося Яковлева у двери кремлевского кабинета встретил Сталин.  – Скажите, товарищ Яковлев, – задал вопрос Сталин, – как немецкие летчики относятся к советским военно-воздушным силам?   – Относятся явно пренебрежительно, товарищ Сталин. Они считают нашу авиацию неполноценной, «азиатской», неспособной противостоять их «непобедимым Люфтваффе».   – «Непобедимым», – усмехнулся Сталин. – Это их в конечном счете и погубит. Недооценка противника крайне опасная штука.   – Товарищ Сталин, разрешите задать вопрос, – попросил Яковлев, – почему немцы раскрыли передо мной свои военные секреты – показали свою новейшую военную авиационную технику?   – Вероятно, хотят запугать, – ответил Сталин. – Сломить нашу волю к сопротивлению – прием не новый. Так поступал еще Чингисхан, лазутчики которого до нашествия распространяли сведения о могуществе его армии среди народов, на территорию которых должна была вторгнуться татаро– монгольская конница. И надо сказать, что этот прием Чингисха на во многих случаях действовал безотказно, парализуя волю к сопротивлению у жертв агрессии. Но напрасно на этот прием надеются гитлеровцы. Мы не из пугливых.   В конце беседы с Яковлевым Сталин предупредил его, что нужно усилить охрану государственной тайны в конструкторских бюро.   Вот как описывал в своих воспоминаниях этот разговор. А. С. Яковлев: «Нужно быть очень бдительным, – сказал И.В. Сталин. – Сейчас время такое… Вот мы приставили охрану к вооруженцу Дегтяреву, он все свои секреты с собой носил и дома работал. Мы запретили… Да ведь ко всем не приставишь охрану, и дело ваше не такое – самолет не пистолет.   – Можете быть спокойны – государственная тайна сохраняется в конструкторских бюро надежно, – говорю я.   – А вы все-таки поговорите с конструкторами на эту тему. Мне известно: есть еще среди вас беспечные люди. Лишний разговор не повредит.   – Слушаю, товарищ Сталин, я собер у конструкторов и от вашего имени с ними поговорю…   – Зачем от моего имени? Сами скажите. – Сталин сердито посмотрел на меня: – Вот многие любят за мою спину прятаться, по каждой мелочи на меня ссылаются, ответственность брать на себя не хотят. Вы человек молодой, еще не испорченный и дело знаете. Не бойтесь от своего имени действовать, и авторитет ваш будет больше, и люди уважать будут». Прощаясь с Яковлевым, Сталин приказал:   – Товарищ Яковлев, делайте все возможное, чтобы новые виды самолетов как можно скорее поступили в наши вооруженные силы. По этим вопросам обращайтесь ко мне в любое время дня и ночи.   ЯКОВЛЕВ Николай Дмитриевич (1898–1972), маршал артиллерии (1944). В Красной Армии с 1918. В 1941–1945 Яковлев начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ) и член Военного Совета артиллерии Красной Армии. С 1948 заместитель министра Вооруженных Сил СССР.   Вспоминая начало Отечественной вой ны, Н.Д.Яковлев отмечал: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941. г., черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии на И.В.Сталина.   В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый, период войны.   Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев – от командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг и объяснять его невыполнение ссылками на И.В.Сталина не к лицу солдатам».   «За время войны мною, – писал Яковлев – было хорошо усвоено: все, что решил Верховный, никто уже изменить не сможет. Это – закон!   Но сказанное совершенно не значит, чт о со Сталиным нельзя было спорить. Напротив, он обладал завидным терпением, соглашался с разумными доводами. Но это – на стадии обсуждения того или иного вопроса. А когда по нему уже принималось решение, никакие изменения не допускались.   Кстати, когда Сталин обращался к сидящему (я говорю о нас, военных, бывавших в Ставке), то вставать не следовало. Верховный еще очень не любил, когда говоривший не смотрел ему в глаза. Сам он говорил глуховато, а по телефону – тихо. В этом случае приходилось напрягать все внимание.   Работу в Ставке отличала простота, большая интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все разговоры – вполголоса. Помнится, когда И.В. Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, его по-прежнему следовало именовать «товарищ Сталин». Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов.   При всей своей строгости Сталин иногда давал нам уроки снис ходительного отношения к небольшим человеческим слабостям. Особенно мне запомнился такой случай. Как-то раз нас, нескольких военных, в том числе и Н.Н. Воронова, задержали в кабинете Верховного дольше положенного. Сидим, решаем свои вопросы. А тут как раз входит Поскребышев и докладывает, что такой-то генерал (не буду называть его фамилию, но скажу, что тогда он командовал на фронте крупным соединением) прибыл.   – Пусть войдет, – сказал Сталин.   И каково же было наше изумление, когда в кабинет вошел… не совсем твердо державшийся на ногах генерал! Он подошел к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что-то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча поднялся, подошел к генералу и мягко спросил:   – Вы как будто сейчас нездоровы?   – Да, – еле выдавил тот пересохшими губами.   – Ну тогда мы встретимся с вами за втра, – сказал Сталин и отпустил генерала… Когда тот закрыл за собой дверь, И.В. Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:   – Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет…   Да, таков был он, И.В.Сталин. Это во многом благодаря ему в партийно-политическом и государственном руководстве страной с первого дня войны и до последнего было нерушимое единство. Слово Верховного (а он же и председатель ГКО, Генеральный секретарь ЦК партии) было, повторяю, законом.   Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел».   ЯРОСЛАВСКИЙ Емельян Михайлович (Губельман Миней Израилевич) (1878–1943), советский государственный и партийный деятель.   Академик Академии наук СССР (1939). Лауреат Сталинс кой премии (1943).   В РСДРП с 1898. Участник первой русской революции 1905–1907 и Октябрьской социалистической революции 1917. В 1921 секретарь ЦК партии, в 1924–1934 член Президиума и секретарь ЦКК ВКП(б). Одновременно был членом дирекции Института Ленина, членом редакционной коллегии газеты «Правда» и журнала «Большевик». Член ЦК ВКП(б). Вел большую научную работу, один из составителей и редакторов «Истории гражданской войны в СССР». Е.М. Ярославский написал книгу-биографию о И.В. Сталине.   Крупный историк партии Е.М. Ярославский в годы Великой Отечественной войны выступал с сотнями лекций и докладов на фронте и в тылу, раскрывающими всенародный характер освободительной борьбы против немецко-фашистских захватчиков. Его брошюры и статьи проникнуты верой в большевистскую партию, силу советского патриотизма и дружбы народов.   Однажды старейший правдист Атык Кегамович Азизян, зайдя ко мне, члену редколлегии газеты «Правда», с просил:   «А ты знаешь, что в этом кабинете в 30-х годах работал Емельян Ярославский – тогда член редколлегии газеты «Правда»? В кабинете сохранилась мебель и красивый книжный шкаф, забитый книгами из тех времен. Но ты наверняка не знаешь о его статье, присланной накануне Отечественной войны». И рассказал такую историю.   Узнав, что И.В. Сталин назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, Емельян Ярославский посчитал, что В.М. Молотова отстранили от высшего государственного руководства. А поэтому в статье излил всю свою обиду на него. В 1920 г. В.И. Ленин искал, кого бы послать налаживать работу на Урале и в Сибири. Молотов предложил Ленину кандидатуру Ярославского, сказав, что в Москве мы найдем ему замену, а там он, член ЦК партии, сумеет наладить дела. Ярославский обвинил Молотова, секретаря ЦК партии, что он таким путем хотел от него избавиться. Но решение было принято, и Ярославскому ничего не оставалось, как уехать на новое место работы.   Редакция статью набрала, а гранки решила послать И. В. Сталину. Прочитав гранки, И.В. Сталин написал: «Это что же, получается, что при Молотове у нас и Советской власти не было?»   Статья не вышла. «Правда» жила с ощущением надвигавшейся войны.   ЯСНОСТЬ И ПРАВИЛЬНОСТЬ МАРКСИСТСКО – ЛЕНИНСКОГО УЧЕНИЯ. В одной из последних своих работ «Марксизм и вопросы языкознания» И.В.Сталин писал: «Марксизм, как наука, не может стоять на одном месте, он развивается и совершенствуется. В своем развитии марксизм не может не обогащаться новым опытом, новыми знаниями, – следовательно, отдельные его формулы и выводы не могут изменяться с течением времени, не могут не заменяться новыми формулами и выводами, соответствующими новым историческим задачам. Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов».   Марксизм-ленинизм, как наука отличается тем, что он всесторонне отражае т опыт прошлого, проникает в законы современного развития общества, открывает его грядущее, его перспективы. Понимание марксизма-ленинизма в качестве науки выражает эти особенности марксистско-ленинского учения, марксистско-ленинского мировоззрения. Марксистско-ленинское учение не только впитывает, обобщает опыт последних десятилетий развития общества, оно ставит вместе с тем назревшие задачи и указывает пути их разрешения. В этом и проявляется великая творческая, направляющая и организующая сила революционной теории К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, И.В.Сталина.   Марксизм-ленинизм является наукой о развитии природы и общества. Марксизм-ленинизм имеет три составные части: Диалектический и исторический материализм, политическую экономию, научный социализм. Как целостное, многостороннее революционное учение марксизм-ленинизм дает научную картину закономерного развития всего материального и духовного мира – природы, общества, человеческого мышления. Марксисты – ленинц ы, – подчеркивал И.В.Сталин, – «не могут останавливаться на том, чтобы объяснить мир, а должны идти дальше с тем, чтобы изменить его».   В советские годы велась решительная борьба против догматизма и начетничества, против всего, что тянет науку назад, против протаскивания в науку разных разновидностей буржуазной науки, всяких реакционных, идеалистических идей. На этом формировалась советская интеллигенция, воспитывались широкие трудящиеся массы, прежде всего молодое поколение.   Сейчас не просто отвергнут марксизм-ленинизм: против него ведется оголтелая война, во всю протягивается, вводится национализм, идеалистические концепции, привлекаются идеи американской атомно-долларовой демократии.   И это стало возможным в недавнем прошлом первой в истории человечества стране победившего социализм лишь после разгрома СССР и реставрации капитализма.   Вся история марксистско-ленинского учения наставляет честных учен ых, настоящих патриотов живому, творческому подходу ко всем вопросам современной жизни. Марксистско-ленинское мировоззрение вооружает людей мощным оружием в борьбе за социалистическое переустройство современного российского общества.   Направляющим является напутствие И.В.Сталина:   – У нас есть учение Маркса – Ленина. Никаких дополнительных учений не требуется.