Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956

Капица доказывал, что ученые сыграют заметную роль в укреплении мира во всем мире. В речи на третьем антифашистском митинге советских ученых в июне 1944 г. он сказал, что теперь, когда виден конец войны, «наша задача, задача ученых, не должна ограничиваться познанием природы во имя ее покорения на благо и помощь людям в мирном строительстве. Мне думается, что ученые должны принять участие в создании более прочного и разумного мира»^{541}. Советские ученые, говорил Капица, разделяют надежды своих иностранных коллег на «культурную эволюцию человеческого общества», но у них есть опыт построения нового общества и свидетельство о «согласовании с жизнью учения об обществе, начатого Марксом и продолженного Лениным и Сталиным»^{542}. Если ученые смогут сыграть столь же значительную роль в общественной жизни, как и в работе на оборону, они могли бы «помочь передовым общественным и государственным деятелям, сообразуясь с особенностями, своих стран, повести их по более здоровому пути»

^{543}.

В конце войны советское руководство поддерживало надежды советских ученых на тесные контакты с их коллегами за границей[156]. В июне 1945 г. Академия наук собралась на специальную сессию для празднования своего 220-летия. В работе сессии приняли участие более ста ученых из-за рубежа. По очевидным причинам никто из ведущих ученых-ядерщиков не приехал, исключение составили Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, хотя в список приглашенных были включены Оппенгеймер, Чедвик, Пайерлс, Кокрофт и другие^{544}

. На приеме в Кремле в присутствии Сталина Молотов произнес короткую речь, обещая «самые благоприятные условия» для развития науки и техники и «тесные связи советской науки с мировой наукой»^{545}.

Капица выступил на сессии, заявив что на самом деле нет таких понятий, как советская наука или английская наука, есть только одна наука, направленная на повышение благосостояния человечества. Это празднование, сказал он, показывает, что Советский Союз намерен играть ведущую роль в мировой науке. В Советском Союзе увеличится количество публикаций на русском, английском и французском языках, будет организовано большее количество международных конгрессов и научных обменов и возрастет число участвующих в них^{546}.

[157]

Академия ясно осознавала, что теперь возникла возможность восстановления международных связей, прерванных в середине 30-х годов. 13 апреля президент и главный ученый секретарь Академии наук направили Георгию Маленкову, секретарю ЦК, ответственному за науку, просьбу о командировании на несколько месяцев в Соединенные Штаты семи ученых. Трое из них — А.И. Алиханян, Г.Д. Латышев и В.И. Векслер — должны были провести там по шесть месяцев и ознакомиться с циклотронами в Беркли, Бостоне и Вашингтоне. Двум другим — Л.А. Арцимовичу и А.А. Лебедеву[158] — предстояло, тоже в течение шести месяцев, изучать американские работы по электронной оптике. Двое остальных должны были знакомиться с исследованиями по люминесценции и телескопам-рефлекторам. Запрос был поддержан отделом ЦК и передай Молотову, резолюция которого от 29 мая гласила: «Решать следует в Секретариате ЦК. По-моему, можно разрешить, но вряд ли выезд всех семи должен быть одновременным, — лучше разбить на две-три группы»^{547}

. Продемонстрировав характерную подозрительность по отношению к ученым, Молотов, тем не менее, в конце мая 1945 г. полагал, что можно направить физиков в Соединенные Штаты для участия в исследованиях по ядерной физике.

Представляется, что рекомендации Молотова отражают сложившееся к лету 1945 г. отношение советского руководства к ядерным исследованиям. Прогресс в работах по советскому проекту за годы войны был незначителен. Письмо Курчатова на имя Берии не дало ожидаемого результата, нет никаких свидетельств о том, что на него вообще последовал ответ. Проблема обеспечения ураном решалась медленно, а сами работы по проекту не были реорганизованы. Правда, исследования расширялись. Перед окончанием войны был учрежден новый институт (НИИ-9) для ведения работ по металлургии урана и плутония^{548}. Из оккупированной Германии было получено новое оборудование, уран и перевезены ученые. Но советское руководство не придало проекту статус приоритетного. Например, немецкие физики не были сразу же подключены к работе. Еще не произошел переход от теоретических исследований и лабораторной работы к созданию атомной индустрии[159].