Японцы требовали производить запись передач радиостанции „Отчизна“. Японцы очень интересовались тем, откуда именно, из какого пункта говорит радиостанция „Отчизна“. Японцы также очень интересовались, каким образом „Отчизна“ получает сведения о жизни в Харбине и характеристики отдельных лиц. Японцы принимали ряд мер, чтобы парализовать влияние радиостанции „Отчизна“.
В первые же дни, когда „Отчизна“ работала по окончании радио-получаса БРЭМ, т. е. после 10 час. 30 мин. вечера, Харбинская радиостанция получила распоряжение ежедневно ставить после окончания программы музыкальные пластинки. Цель была – заглушить передачу „Отчизны“.
Один или два раза был напечатан в газете „Время“ фельетон, который был по своему смыслу как бы направлен против радиостанции „Отчизна“.
От кого-то я слышал, что в редакции „Время“ ее сотрудники говорили, что текст этого фельетона не составлялся в редакции. Говорили, что текст целиком был прислан из 3 отдела военной миссии, и было дано распоряжение напечатать его без изменения.
Из служащих 3-го отдела военной миссии постоянный интерес к радиостанции „Отчизна“ проявлял Хира, кажется подпоручик. Были случаи (два или три), когда он телефонировал в 3-й отдел Бюро, сообщал, что радиостанция „Отчизна“ начала свою передачу, и просил ее записывать.
В конце июля, вернее в начале августа, Акаги (советник БРЭМ и чиновник японской военной миссии) выражал мнение, что, вероятно, информацию о жизни эмиграции станция „Отчизна“ получает через харбинское советское консульство.
В марте или в апреле Акаги говорил Власьевскому в моем присутствии, что местонахождение радиостанции выяснено, где-то около Хабаровска. Установили это с помощью особых аппаратов, которые указывают направление. Будто бы линии этих направлений сходились где-то в районе Хабаровска.
Раньше, до этого заявления Акаги, был случай, когда он же выражал предположение, что радиостанция „Отчизна“ говорит из Чунцина или какого-либо иного китайского пункта, находящегося под американским влиянием.
Помнится, что в первые дни появления радиопередач станции „Отчизна“ японцы, посещавшие БРЭМ, были весьма заинтересованы этим фактом. Создалось впечатление, что для них это было неожиданно. Первоначальное мнение было то, что это советская станция. Это-то предположение их сильно и нервировало, и они старались найти факты, опровергающие это предположение. Создавалось впечатление, что японцев в данном случае тревожило не то, что „Отчизна“ может повлиять на эмигрантов. Японцев как будто бы тревожило то, что „Отчизна“ – советская станция и выступает против японцев. Это как бы сигнализировало о том отношении СССР к Японии, которое было в действительности. Это как бы свидетельствовало о непрочности пакта о ненападении. Поэтому вначале „Отчизна“ вызывала у японцев как бы чувство растерянности.
Как только по Харбину распространился слух, что неизвестная радиостанция „Отчизна“ передает свои радиопередачи и в них кроет японцев, можно без преувеличения сказать: подавляющая масса эмигрантов хлынула к своим радиоприемникам.
Первое время большинство эмигрантов увлекалось слушанием радиостанции „Отчизна“. Слушали, одобряли, захлебывались иногда от удовольствия, передавали соседям и знакомым, делились своими впечатлениями. Однако позже слушать „Отчизну“ для рядового обывателя стало трудно. Когда японцы принялись забивать „Отчизну“, то на обыкновенных радиоприемниках ловить „Отчизну“ стало почти невозможно. Постепенно рядовая масса эмигрантов вынуждена была таким образом почти что перестать слушать „Отчизну“. Однако разговоры об „Отчизне“ хоть и уменьшились, но не умолкли. Причиной этого было в значительной степени то, что японцы сами требовали производить запись радиостанции „Отчизна“. Поэтому, например, когда выполненная запись „Отчизны“ в 3 отделе Бюро попадала на пишущую машинку, то т. к. из нее секрета не делали, очередная запись „Отчизны“ быстро становилась в течение часа известной всем сотрудникам 3 отдела. Так, вероятно, обстояло дело и в 1-м отделе [Г] БРЭМ. Не знаю, как было в МТТК. Если японцы и пытались скрывать, то все равно русские, ведшие запись, и машинистки друг другу содержание записи передавали. Ясно, что уже к вечеру содержание записи „Отчизны“ через служащих [Г] БРЭМ становилось известным населению.
Кроме того, тем харбинцам, у кого были мощные радиоприемники, иногда удавалось поймать передачу „Отчизны“. Таким образом, зафиксированная, быть может, в одном или двух местах передача „Отчизны“ через день все же достигала до ушей всех харбинцев.
Конечно, многое уже доходило до широких масс в значительно измененном виде. Между прочим, с этого же времени много различных слухов и даже сплетен стали относить к „Отчизне“. Радиостанции „Отчизна“ стали приписывать многое такое, о чем ни в одной записи не было. Возможно, что некоторые любители сенсаций для авторитетности своих заявлений делали сознательно неверные ссылки на радиостанцию „Отчизна“. Например, были слухи такие, приписываемые „Отчизне“:
1. Объявление списка всех японских провокаторов поименно.