Сталин и деньги

Часа через два векселя лежали в уфо. Почему же они не проведены через бухгалтерские книги? Слышу ответ: Мои­сеев запретил. Я укорил служащего: итак, член советского профсоюза, забыв об интересах государства, служит част­нику и занимается махинациями? Тут бухгалтер разрыдался и признался, что Моисеев купил его за подачки, передавав­шиеся непосредственно из рук в руки. Он согласился изло­жить все на бумаге, после чего уфо на законном основании пересмотрел обложение товарищества подоходным налогом за три предыдущих года. Начисленная сумма оказалась круп­ной, причем большая ее часть легла на Моисеева, ибо основ­ной капитал объединения принадлежал фактически ему. Ряд членов правления был привлечен за мошенничество к судеб­ной ответственности.

В товариществе начались раздоры. Каждый хотел выйти сухим из воды. Все перекладывали вину на Моисеева. Налог превысил имевшуюся у него сумму движимого имущества, и пройдоха обанкротился. Теперь его недвижимое имущество подлежало конфискации для возмещения государственных убытков. Через несколько дней Моисеев записался ко мне на прием.

Обильно проливая крокодиловы слезы и утирая их крас­неньким шелковым платочком, этот тип просил о снисхожде­нии, ссылаясь на «честно нажитые деньги». Он не знал, что мне к тому времени уже было известно происхождение его капитала: Моисеев присвоил деньги двух высокопоставлен­ных лиц из рядов черного духовенства. Когда началась рево­люция, монахи, испугавшись, передали ему свои драгоценно­сти на хранение, а назад потом не получили. Тем не менее я, напомнив Моисееву, каким финансовым «пигмеем» был он некогда, прямо спросил, откуда взялись у него столь крупные средства.

— Работал день-деньской, как лошадь, все жилы из себя тянул, постепенно накопил.

— Перед вами сидит не девица из пансиона, а финансист. Давайте посчитаем вместе. Рассказывайте, где и на чем зара­ботали?

— Да разве все упомнишь? А записей я не вел. Кабы знал, что придется отчитываться...

— А почему не вернули монахам переданные вам на хра­нение сокровища?

Этого вопроса Моисеев не ожидал. Он затрясся и не­сколько минут не мог вымолвить ни слова, а потом стал мо­лить меня пощадить его и христа ради не разорять.

Потом я узнал, что Моисеев заходил еще к фининспек­тору и тоже просил о снисхождении. Инспектор пореко­мендовал ему обратиться ко мне. «Зачем напрасно ходить к Звереву? Все равно не уступит. Недаром Господь ему такую фамилию даровал», — отрубил делец. Так закончила свое су­ществование последняя в Клину крупная частная фирма.

Когда я стал председателем уисполкома, то вместе со все­ми товарищами по работе постарался ускорить претворение в жизнь в нашем уезде тех мер, которые наметила Советская власть для укрепления государственно-кооперативного сек­тора. Для этого мы по-прежнему использовали возможности, имевшиеся у уфо. Когда же я приезжал в Москву, обязатель­но заходил с просьбой о расширении кредита кооперативам

в различные финансовые учреждения. Должен заметить, что я всегда находил при этом поддержку в аппарате наркомфина СССР Николая Павловича Брюханова.

Главную роль в успешном развитии советской коопера­ции как во всем СССР, так и у нас в уезде сыграли, однако, не усилия отдельных лиц, а общая политика партии и прави­тельства, нацеленная на осуществление ленинского коопе­ративного плана. 1928 год стал временем резкого подъема клинской потребкооперации, которая была рабочей и сель­ской. В уезде было четыре рабочих потребительских общест­ва: Владыкинское, Зубовское, Клинское и Фофановское. Круп­нейшим из них в 1928 году было Владыкинское, находившее­ся в Высокове. Оно включало 14 предприятий и насчитывало 5350 членов. Председатель общества Важнов умело руково­дил его деятельностью, заботясь об интересах трудящихся. Сельских обществ в уезде имелось первоначально 40, но все они были сравнительно мелкими.

Особое место занимали кооперации — промысловая и жилищная. Последняя (8 обществ) существовала тогда при фабриках, заводах или железнодорожных станциях. Про­мысловые заведения (37 артелей) были разбросаны по все­му уезду. Их члены изготовляли обувь, тесьму, металличе­ские сетки, бахрому, гвозди, стеклянные изделия, работали ткачами (вручную), кирпичниками, портными и шорниками, наконец, были охотниками. Рост социалистической крупной индустрии, а также местной промышленности постепенно вытеснил их, и позднее там сохранились в качестве артель­щиков-профессионалов лишь портные и сапожники, да и то только в городах.