Сталин и разведка

О чем думал Сталин, слушая разглагольствования Ежова о «райской» жизни советских политзаключенных? О своих мытарствах в царских тюрьмах и ссылках? Или о том, что тогда режим в ссылках был не только либеральным, а практически его и вовсе не было, — требовалось лишь регулярно являться к исправнику для регистрации. А в остальное время можно было заниматься чем угодно: читать любую, в том числе и запрещенную литературу, дискутировать, обсуждать политические новости, готовиться к будущей (после освобождения или бегства) борьбе с режимом. Вот! Вот оно, главное! Бывшие заключенные возвращались из ссылки более образованными и организованными и оставались во много раз более опасными противниками режима. Значит, надо сделать так, чтобы нынешние враги советской власти и лично его, Сталина, никогда не смогли бы вернуться на свободу и вступить в борьбу. А если кто и вернется, то навсегда сломленным и до последнего дня жизни признательным ему, Сталину, за право жить, а если надо, то и умереть за него.

Ежов заявил, что с момента своего прихода в НКВД он арестовал 238 работников Наркомата, ранее принадлежавших к оппозиции. Другим контингентом арестованных чекистов были «агенты польского штаба». В этой связи Ежов привел «указание товарища Сталина, который после кировских событий поставил вопрос: почему вы держите поляка на такой работе?» По существу это была одна из первых сталинских директив изгонять с определенных участков работы, в частности из спецслужб, людей только за их принадлежность к той или иной национальности.

В прениях по докладу Ежова выступили Ягода и пять ответственных работников НКВД, находившихся в составе высших партийных органов.

Все они каялись, признавали «позорный провал работы органов госбезопасности», клялись «смыть позорное пятно, которое лежит на органах НКВД» (имелось в виду «запоздание на 4 года» с раскрытием троцкистских заговоров). Чуя нависшую над каждым из них угрозу, подробно докладывали о своих заслугах в выявлении контрреволюционных групп, спихивали вину на своих коллег, иногда из-за этого в зале возникала злая перебранка.

В одном из выступлений прозвучало, что каждая из троцкистско-зиновьевских группировок «имеет связь с разведками иностранных государств».

Ягода, видимо, надеялся отделаться наказанием за «халатность и отсутствие бдительности». Но не тут-то было. Один из выступавших, Евдокимов, объявил его главным виновником «обстановки, сложившейся за последние годы в органах НКВД». Если до этого во всем обвиняли Молчанова, которого Ежов назвал «главным виновником „торможения дел“ в НКВД», то Евдокимов прямо заявил: «Я думаю, что дело не ограничится одним Молчановым (Ягода: „Что вы, с ума сошли?“). Я в этом особенно убежден. Я думаю, что за это дело экс-руководитель НКВД должен отвечать по всей строгости закона. Надо привлечь Ягоду к ответственности».

Евдокимов и не догадывался, какую лавину обвинений он сдвинул с места. Под этой лавиной погибнет и Ягода, и сам он, и тысячи других чекистов.

Все говорили о повышении политической бдительности, но вот выступление наркоминдела Литвинова прозвучало явным диссонансом, хотя тоже являлось укором Наркомвнутделу и его внешней разведке.

Литвинов поднял вопрос о «липовых» сигналах зарубежной агентуры НКВД. Он рассказал, что при каждой его поездке за границу от резидентов поступают сообщения о подготовке «покушения на Литвинова». Игнорируя некоторые возмущенные реплики, он заявил, что ни одно из таких сообщений не подтвердилось. «Когда что-нибудь готовится, никогда не бывает, чтобы это было совершенно незаметно, а тут не только я не замечал, охрана не замечала, больше того, местная полиция, которая тоже охраняла, она тоже ничего не замечала (Берия: „Что вы полагаетесь на местную полицию?“)…Я все это говорю к тому, что имеется масса никчемных агентов, которые, зная и видя по газетам, что „Литвинов выехал за границу“, чтобы подработать, рапортуют, что готовится покушение на Литвинова (Ворошилов: „Это философия неправильная“). Совершенно правильная. Это указывает на то, что эти агенты подбираются с недостаточной разборчивостью… и я думаю, если так обстоит дело за границей, то может быть что-то подобное имеется по части агентуры и в Советском Союзе». Намек Литвинова был недвусмысленным, но, видя, что Сталин не сделал никакого замечания Литвинову, все остальные решили не вступать с ним в дискуссию.

В заключительном слове Ежов обрушился на Ягоду за его неспособность внедрить агентуру в окружение Троцкого и Седова. Ягода вяло оборонялся: «Я все время, всю жизнь старался пролезть к Троцкому». На это Ежов резко отреагировал: «Если вы старались всю жизнь и не пролезли — это очень плохо. Мы стараемся очень недавно и очень легко пролезли, никакой трудности это не составляет, надо иметь желание, пролезть не так трудно». Ежов был прав. В его активе имелась вербовка «Тюльпана» — Зборовского.