Сталин и репрессии 1920-х – 1930-х гг.

Дело в том, что об этом пожаре нашему агенту «А/1» стало известно от крупного германского оппозиционера, резко антигитлеровски и антинацистски настроенного лидера Народной национальной партии Германии Райнгольда Вулле. Но Р. Вулле контактировал и с англичанами, с британской разведкой. А затем обратился еще и к советской разведке с одним крупномасштабным, но очень провокационным предложением. Судя по всему, информацию о пожаре он довел до сведения не только советской, но и британской разведки. Правда, неизвестно, сам ли или же через своего заместителя по партии, восточнопрусского помещика Ганса Церрата. С последним же контактировал агент Альфреда Розенберга — барон Уильям Ропп. Персонаж еще тот. С одной стороны, он был очень близок с главным идеологом нацистов Альфредом Розенбергом (они оба были выходцами из Прибалтики), а с другой — являлся близким другом одного из руководителей британской разведки того времени Фредерика Уинтерботтэ-ма. То есть в сущности-то У. де Ропп был двойным англогерманским агентом.

Как бы там ни было, но у бриттов в архивах осела информация о том, что Советы знают о пожаре в военном ведомстве Германии. И когда в послевоенное время созрел план операции по производству и выпуску в свет «мемуаров Шелленбер-га», это обстоятельство было тщательно учтено. В МИ-6 понимали, что как только «мемуары Шелленберга» выйдут из печати, советское руководство прикажет своим спецслужбам проверить достоверность опубликованных в книге материалов. Соответственно решили включить в «мемуары» и сам факт пожара, правда, придав ему совершенно иной смысл — привязали его к «делу Тухачевского». Мол, гестапо сперло какие-то компрометирующие Тухачевского документы из военного ведомства, а чтобы замести следы — устроило пожар. Собственно говоря, точно так же, как и с досье Бенеша, о котором они знали, что тот точно передал его Сталину, но придали всей этой истории характер острой провокации якобы со стороны нацистских спецслужб. Естественно, что факт пожара был подтвержден.

В связи с этим обращаю внимание на особо коварную изощренность британской разведки при проведении таких операций. При необходимости она запросто может пойти на использование практически 100 % достоверного факта, лишь слегка передернув смысл, но так, что лишь многие десятилетия спустя появится хоть какая-нибудь возможность разобраться, что же она сделала на самом деле. Опытнейшая «лиса», ничего не скажешь…

МИ- 6, к слову сказать, прекрасно знала и о второй причине этого пожара. Дело в том, что в конце 1936 г. между высшим армейским командованием и СД произошла грандиозная стычка: в здании, где размещался абвер на Тирпицуфер-штрас-се, 74–76, были обнаружены микрофоны подслушивающих устройств, установленные подчинявшейся непосредственно Гиммлеру Службой безопасности. Причем не просто в помещениях абвера, а именно в том самом отделе военной контрразведки, что надзирал за связями и поведением высшего офицерского состава вермахта. Эта конкретная деталь и вызвала грандиозный масштаб стычки и ее остроту, ибо генералы были задеты за живое: одно дело Канарису, которому подчинялась военная контрразведка, что-то станет известным, но с ним всегда можно договориться, ибо он профессиональный военный, однако совсем иное дело, когда о том же узнает СД. Особую остроту конфликту придавало также и то обстоятельство, что еще в 1933 г. Гитлер официально удовлетворил прошение военного ведомства Германии о том, чтобы оно же, то есть в лице абвера, являвшегося тогда его подразделением, — отвечало бы за контрразведывательное обеспечение военной сферы. Однако ни Гиммлер, ни Гейдрих вовсе не намеревались пунктуально исполнять указ Гитлера по этому вопросу. Уже в 1935 г. в СД было создано специальное управление Штайна, которое проводило расследования различных дел в этой сфере в интересах гестапо и СД, стремясь при этом завладеть правами абвера. Возглавивший с 1 января 1935 г. абвер Канарис, не долго думая, переключил внимание контрразведки абвера на самого Штайна. Сообразив перспективу нелегкого поединка с профессионалами абвера, Штайн улизнул за границу и под псевдонимом «Пфайффер» пытался сотрудничать с британской разведкой, передав ей информацию о настроениях германского генералитета. Более того, судя по всему, именно он и сообщил британской разведке о накопившемся в абвере обширном компромате, о котором говорилось выше. Детердинг мог узнать как раз именно таким путем, благо с руководством британской разведки у него всегда были очень тесные отношения.