Сталин: как это было? Феномен XX века

Причина заключалась в том, что сразу после Гражданской войны большевики раздали всю землю поровну крестьянам.

А через семь лет после революции выяснилось, что на селе все вернулось «на круги своя», в деревне началось точно такое же расслоение, какое было на селе и до революции. На крестьянских сходах во время посещения волжских губерний летом 1924 года предсовнаркома Рыков с изумлением отмечал: «…Крестьянство успело расслоиться. Кто так и не встал толком на ноги, мается без лошади и выбивается из последних сил, а кто ухитрился за счет соседей скупить для себя скот, нажиться и даже батрака завести»^{82}.

Такую же картину Рыков отмечал и в 1925 году: 40 процентов крестьян по-прежнему безлошадные^{83}

. «Но крестьянин, не имеющий лошади, — восклицал председатель Совнаркома, — и не могущий поэтому вести хозяйство, с трудом может быть назван вообще крестьянином»^{84}.

Оценивая этот процесс социального расслоения, Рыков претензии предъявляет к самим бедным слоям крестьян, которые проявили полное нежелание «выбиваться в люди». Председатель советского правительства пришел к выводу: почти половина крестьянского населения России были бедны потому, что богатыми быть и не хотели.

Большевистское правительство с изумлением обнаружило, что большинству бедноты удобнее было влачить полусонное травоядное существование, не заставляя себя напрягаться ни в умственном, ни в энергетическом плане. Большевики наткнулись на естественное противодействие человеческого материала: тот, «кто был ничем», упорно не желал «становится всем», к чему его призывала строчка из «Интернационала». Он активно хотел остаться «никем» и вести почти травоядный образ жизни. Власть, а не он сам, по его понятиям, должна была дать ему средства к существованию, сам он эти средства добывать не желал. И напрасно Предсовнаркома убеждал массу крестьян перейти к иному образу жизни.

В одном из своих выступлений на сельской сходке Рыков почти умолял крестьян изменить привычный им образ жизни:

«— Надо учиться друг у друга. И в Саратовской, и в Царицынской губерниях, и у немцев Поволжья имеются хозяйства, которые дали в этом году если не удовлетворительный, то все-таки сносный урожай, в то время как соседние хозяйства ничего, или почти ничего, не собрали. Это зависит от того, как обращаться с землей, как засевать, какой иметь севооборот, какова вспашка земли, каково качество семян.

Мне один крестьянин на такие мои слова ответил: “Вы нам только скотину дайте, тогда все будет хорошо”. Я ему сказал, что, конечно, мы скотину будем стараться давать и помощь на сохранение и покупку скота оказывать, но нянчиться с теми, кто свое хозяйство по-умному наладить не хочет, мы не станем.

Раз доказано, что десятина может дать больше, чем дает она при обработке теперешней, то крестьянство должно взяться за землю по-настоящему. Как было при помещиках? Благодаря лучшей обработке помещичья земля давала всегда на 10—20 пудов больше, чем крестьянская земля.

Во многих селах Поволжья я не видел ни одного огорода, который крестьяне выпалывали бы. Все огороды травой заросли, картофель в поле не пропахивается. Крестьянин привык думать, что картошка родится от Господа Бога и не больше, как 200 пудов с десятины. А под Москвой крестьянин из-за 200 пудов и руки марать не станет. Крестьянин рассчитывает на авось: сунул картошку в землю и ждет, что Бог ее будет растить.

Советская власть никогда не оставляет крестьянина в беде, но надо же и ему самому по-настоящему за ум взяться, над своим полем мозгами пораскинуть! Я уже в нескольких местах предложил крестьянам выбрать ходоков и съездить в те хозяйства, где одинаковая земля при одинаковых условиях, но при лучшей обработке уродила в десять раз больше. К таким хозяйствам нужно присматриваться, допытываться, отчего это происходит, и перенимать. Если крестьяне бросят свои прадедовские обычаи, путем мелиорации и другими способами согласно агрономии улучшат обработку земли, то они навсегда избавятся от того, чтобы каждые три года постигал их неурожай и голод»^{85}

.

К 1927 году положение в сельском хозяйстве складывалось тревожное. 40 процентов крестьянских хозяйств оказалось и без земли, и без рабочего скота, а 52,3 процента хозяйств имело только одну лошадь^{86}. Иными словами, 92,3% крестьянских хозяйств не могли производить товарное зерно. Как уже говорилось выше, зерна в стране было много, но принадлежало оно всего лишь 7% крестьянских хозяйств.

Ситуация в деревне складывалась интересная. Абсолютное большинство крестьян, которым большевики после Гражданской войны предоставило землю, эту собственность, что называется, «расфурыкали» и пошли в батраки к тем, кого Ленин окрестил кулаками.

Фактически весь объем зерна, произведенного на продажу, сконцентрировался в руках 7—8% крепких крестьян. А это были очень самостоятельные люди, которые высоко ценили себя и свой труд и добровольно подчиняться большевикам не собирались. Знаю это хорошо по поведению своего деда и своего отца из сибирского села Успенка.