Сталин: как это было? Феномен XX века

Многие свидетели не один раз отмечали (в мемуарной литературе), что после войны Сталин довольно скупо, но все же признавал, что в 30-е годы многих подвергли арестам и уничтожению не задело. Одно из таких свидетельств, которое относится к осени 1941 года, принадлежит авиаконструктору А.С. Яковлеву.

Конец июля 1941 года. Немецкие самолеты бомбят Москву. В кабинете Сталина обсуждается вопрос защиты столицы с воздуха. Сталину не нравится ход обсуждения проблемы. Он несколько раз повторяет:

«— Людей нет, кому поручишь… Людей не хватает….

Когда Сталин заговорил о людях, Дементьев (замнаркома авиационной промышленности) шепнул мне:

— Давай попросим за Баландина.

Я кивнул ему, и мы воспользовались паузой в разговоре.

— Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в наркомате, — руководство двигателестроения очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.

— Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не дает. Может быть, за ним и нет ничего… Очень возможно… и так бывает… — ответил Сталин.

На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случилось…

А через несколько дней Сталин спросил:

— Ну, как Баландин?

— Работает, товарищ Сталин, как ни в чем не бывало.

— Да, зря посадили.

По-видимому, Сталин прочел в моем взгляде недоумение — как же можно сажать в тюрьму невинных людей?! — и без всяких расспросов с моей стороны сказал:

— Да, вот так и бывает. Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, — вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые сами дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями… Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли»^{148}. Весьма информативный пассаж, из которого вытекает, что только в первые дни войны генсек осознал, какой урон государству нанесли предвоенные репрессии: работать в тяжелейших условиях войны оказалось не с кем, квалифицированные кадры оказались уничтоженными.

Далее. Не менее хорошо генсек понимал, что «подозрительные чекисты» хватают невинных людей по клеветническим наветам, но при этом и не думал останавливать репрессивную машину. Хотя внимательно следил за тем, какие показания дают арестованные чекистами руководители. Знал и то, что люди на допросах сопротивляются клеветническим обвинениям, но при этом никогда не вмешивался в работу репрессивного аппарата.

Размышление № 3

Ситуацию очень сильно осложняло то обстоятельство, что большинство высшего состава военных командиров вырастали до своих командных высот в одно время и вместе с политическим ростом Сталина. Многие военные командиры высшего звена, вышедшие из Гражданской войны, не чувствовали пропасти, разделяющей их и Сталина. Многие из них лично знали Ленина, и Сталин для них был политической фигурой, которая качественно была неравной Ленину, но где-то почти равной каждому из них. А воспринимая Сталина почти как равного себе, они его не боялись. И интриги они против него плели (во всяком случае, в кулуарных разговорах), не отдавая себе отчета в том, что их и Сталина разделяет пропасть, и эта пропасть называется «политика».