Сталин. Отец народа

Через несколько дней случайно к Алексею Максимовичу приехал доктор Бадмаев. Бадмаев осмотрел Максима Пешкова и сразу же определил крупозное воспаление легких и удивленно спросил: «Что же, Левин не осматривал его, что ли?». Когда Максим Пешков узнал, что он болен крупозным воспалением легких, он попросил – нельзя ли вызвать Алексея Дмитриевича Сперанского, который часто бывал в доме Горького. А.Д. Сперанский не был лечащим врачом, но Горький его очень любил и ценил, как крупного научного работника. Я сообщил об этом Левину. Левин на это сказал: «Ни в коем случае не вызывать Сперанского». Левин добавил, что он в скором времени приедет вместе с доктором Виноградовым. И действительно, к вечеру они с доктором Виноградовым приехали. Доктор Виноградов, еще не видя больного, привез с собой какие-то лекарства.

7 и 8 мая Максиму Алексеевичу стало лучше. Я сообщил об этом Ягоде. Ягода возмущенно сказал: «Черт знает что, здоровых залечивают, а тут больного не могут залечить». Я знаю, что после этого Ягода говорил с доктором Виноградовым, и доктор Виноградов предложил дать Максиму Пешкову шампанского. Левин тогда сказал, что шампанское очень полезно дать, потому что у больного депрессивное состояние. Шампанское было дано Максиму Алексеевичу и вызвало у него расстройство желудка при большой температуре. После того как расстройство желудка появилось, Виноградов лично – я знаю это наверняка – дал больному слабительное и, выйдя из комнаты больного, сказал: «И для непосвященного ясно, что при такой температуре нельзя давать слабительное».

Консилиум, который был созван по настоянию А.М. Горького, поставил вопрос о применении блокады по методу Сперанского, но сам Сперанский сказал, что уже поздно и не имеет смысла этого делать.

Итак, 11 мая Максим умер. Я уже показывал, что я лично был заинтересован в убийстве Максима Пешкова. Ягода дал мне нож в руки. Я убил Максима по указаниям Ягоды. Я забыл еще прибавить. Когда был разговор Ягоды со мной об убийстве Максима Пешкова, он мне сказал: «Петр Петрович, я в два счета могу отстранить вас от Горького, вы в моих руках. Малейший нелояльный шаг по отношению ко мне повлечет для вас более чем неприятные последствия».

Из показаний Крючкова об умерщвлении Алексея Максимовича Горького: «Совершив это преступление, я вынужден был пойти на более ужасное преступление – на убийство Горького. Ягода поставил прямо вопрос, что необходимо приступить к разрушению здоровья Горького. Я заколебался, стал уклоняться от исполнения этого поручения. Ягода сказал, что он не остановится перед тем, чтобы разоблачить меня, как убийцу Максима Пешкова. При этом Ягода дал недвусмысленно понять, что если бы я вздумал сослаться на него – из этого ничего не выйдет. «Следствие ведь будут вести мои люди», – заметил Ягода. И я пошел на это преступление.

Левин сегодня показал, как я простужал Горького. Здесь наши действия были согласованы, то есть я спрашивал совета Левина. Зиму 1935 – 1936 годов Максим Горький проводил в Крыму в Тессели. Я жил в Москве, но каждые три недели я приезжал туда. Я устраивал длительные прогулки Алексея Максимовича, я организовывал постоянные сжигания костров. Дым костров, естественно, действовал на разрушенные легкие Горького. И в это время, в период 1935 – 1936 годов Горький в Крыму не отдохнул, а, наоборот, усталый возвращался в Москву.

Возвращение его в Москву было организовано или, вернее, ускорено Ягодой, который как с убийством Максима Пешкова, так и с убийством Горького торопил меня. Когда я был в Крыму, я по телефону говорил с Ягодой. Ягода меня торопит, говорит: «Необходимо привезти в Москву Горького», – несмотря на то, что в Крыму в это время была очень теплая погода, а в Москве холодная. Я говорю Горькому о поездке в Москву, Горький соглашается, собирается ехать, и приблизительно 26 мая 1936 года невестка Горького и вдова Максима, Надежда Алексеевна (на которую имел виды сам Ягода, признавший, что у него были личные мотивы для ликвидации М. Пешкова – Л.Б.) позвонила по телефону, сообщила, что ехать ни в коем случае нельзя, погода в Москве холодная, к тому же внучки Алексея Максимовича, то есть ее дочери, находящиеся в Москве, больны гриппом при довольно высокой температуре.

Через день или два я опять разговариваю с Ягодой. Ягода говорит мне, что внучки совершенно здоровы, поправились и необходимо уговорить Алексея Максимовича ехать. Я Алексею Максимовичу передал это, и мы выехали в Москву.