«Опора на штык», которую Троцкий провозгласил в ноябре 1917 года, методы устрашения гражданского населения и милитаризация хозяйства, которые были оправданы в военные годы, в новых условиях оказывались уже не только не жизненными, но и вредными. Это начал понимать и сам Ленин, правда, пока еще только относительно восстановления промышленности. Он осудил негативные тенденции в работе Цектрана и предложил «перенести на все профдвижение методы повышения демократизма, самодеятельности, участия в управлении промышленностью, развития соревнования».
Но... не тут-то было! Как и всегда бывает в таких случаях, в партии сложилось два совершенно противоположных подхода к профсоюзам. Тем не менее ноябрьский пленум ЦК предложил взять курс на развитие демократии в профдвижении.
Троцкому это не понравилось, и он начал открытую борьбу против Ленина. Впрочем, он начал ее сразу же после окончания Гражданской войны, и борьба за профсоюзы являлась, по своей сути, самой обыкновенной борьбой за власть. Мощный централизованный аппарат армии и распространение ее влияния на хозяйственные сферы превращало Троцкого в одного из самых могущественных людей в стране. Он действовал напролом и предлагал «постепенное сосредоточение в руках профсоюзов всего управления производством» и пропускания всех специалистов «через фильтр профессионального союза».
Совершенно неожиданно для себя Ленин столкнулся с самой настоящей военно-административной империей второго вождя революции со всеми вытекающими для него последствиями. И, конечно, он не мог не выступить против. Воззрения Троцкого с точки зрения теории являлись самой настоящей ересью, а на практике назывались узурпацией власти.
Таким «фильтром» всегда была партия, и именно она должна была вторгаться в работу всех винтиков аппарата управления. Иначе народное хозяйство грозило перейти в руки тех самых профсоюзов, в которых преобладали беспартийные массы. Потому и писал анонимный корреспондент (в котором подозревали самого Бухарина) эмигранту Илье Британу: «Помните, когда пресловутая дискуссия о профсоюзах угрожала расколом партии и заменой Ленина Троцким (в этом сущность дискуссии, скрытая от непосвященных под тряпьем теоретического спора)».
В отличие от многих Сталин был посвященным, и за бурной деятельностью Троцкого он прекрасно видел его страстное желание затмить Ленина. Отдать власть над рабочими военному ведомству означало преподнести ее самому Льву Давидовичу!
Что же касается его централизованного «профсоюзного» государства, то оно неизбежно бы заняло промежуточную позицию между партией и пролетариатом. Сам же Сталин, как, впрочем, и Ленин, признавал только прямую диктатуру партии, без каких бы то ни было посредников, осуществляемую закаленными и проверенными коммунистами. Но он знал и то, что все предпосылки для захвата лидерства в стране у Троцкого были. После окончания Гражданской войны он пользовался не меньшей, если не большей популярностью, нежели сам Ленин. Оно и понятно: руководящая роль Ленина оставалась за партийными кулисами, в то время как разъезжавший по фронтам и митингам Троцкий был постоянно на виду.
Положение осложнялось еще и тем, что в 1921 году большинство членов партии вступило в нее в тот самый момент, когда «демон революции и организатор Красной Армии» Лев Давидович находился в ореоле славы, в его честь слагались песни, его именем назывались заводы и города. И была нешуточная опасность, что славившие Троцкого народные массы могли поддержать своего любимца не только в дискуссии о профсоюзах, что было уже гораздо серьезнее каких-то там идейных расхождений.
Конечно, спасшему в июле 1917 года партию и самого вождя Сталину все это славословие не нравилось. Став «вторым Лениным» на Кавказе, Сталин хотел быть им и в партии. Но... не тут-то было! Ленин по-своему ценил его, и все же к Троцкому относился иначе, видя в нем не только много что умевшего практика, но и выдающегося теоретика, что делало Льва Давидовича человеком его круга.
Не нравилось Сталину и то, что Троцкий лишил его надежд на воинскую славу, и, несмотря на все его несомненные заслуги, ни одна из побед в Гражданской войне не связывалась с его именем. О чем он, конечно, не мог не мечтать. Да и где еще покрывают себя той самой славой, о которой ходят легенды в народе, как не на полях сражений?
И не случайно в написанной еще в 1905 году статье «Вооруженное восстание и наша тактика» Сталин выступал против сведения роли партии только к политическому руководству массами. По его мнению, партия должна была «заручиться помощью военных из числа членов партии, а также других товарищей, которые по своим природным способностям и склонностям будут весьма полезны в этом деле». И уж, конечно, среди этих самых «наделенных природными способностями» товарищей Сталин видел в первую очередь самого себя...