Сталин. По ту сторону добра и зла

Узнав о случившемся, Сталин позвонил секретарю ЦИК А.С. Енукидзе и, без всякого на то одобрения Политбюро, продиктовал ему постановление ЦИК и СНК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик». С предельно ясным указанием: следствия по терактам и террористическим организациям заканчивать в срок не более десяти дней, дела слушать без участия сторон, кассаций не принимать, а приговор к высшей мере приводить сразу же после его оглашения.

Что это было? Порыв оскорбленного в лучших чувствах человека, который потерял «любимого брата», или приведение в исполнение давно задуманного? Даже при всем своем желании недовольный положением в партии Сталин не мог не думать о подходящем предлоге для ее окончательного преобразования в тот самый орден меченосцев, о котором он мечтал. И вот теперь, получив этот самый предлог (да еще какой!), он даже не мог дождаться одобрения Политбюро.

В Ленинград Сталин выехал специальным поездом вместе со Ждановым, Ворошиловым, Молотовым, Ежовым, Ягодой и Аграновым.

На перроне его встретило руководство партийной организации ленинградского управления НКВД. Не подав никому руки, Сталин ударил начальника управления Ф.Д. Медведя по лицу. Затем, так и не проронив ни слова, он вместе с Молотовым, Ворошиловым, Косаревым, Ждановым и работниками Ленинградского комитета партии во главе со вторым секретарем обкома М.С. Чудовым отправились допрашивать убийцу. Присутствовали на допросе и чекисты, среди которых не было только отдыхавшего на Черном море И. Запорожца.

Это был странный допрос. После того как Сталин спросил Николаева, из-за чего он убил Кирова, тот понес какую-то околесицу, а потом упал на колени и, указав рукой на чекистов, прокричал: «Это они заставляли меня это сделать!» После чего те принялись колотить его рукоятками пистолетов до тех пор, пока он не потерял сознание.

Однако на этом странности не кончились, и вместо Борисова, ожидаемого начальника охраны Кирова, к Сталину явился один из высокопоставленных чекистов и доложил... о неожиданной гибели этого самого Борисова. Сегодня уже никто не скажет, поинтересовался ли Сталин тем, как погиб этот человек, которого везли к нему на допрос. А ушел он из жизни и на самом деле странно.

По какой-то необъяснимой случайности (а может, как раз объяснимой) Борисова посадили в кузов крытого грузовика, где вместе с ним разместилось еще несколько чекистов. Когда машина проезжала мимо какого-то склада, сидевший рядом с шофером чекист рванул за руль. Шоферу удалось избежать прямого столкновения, однако даже этого слабого удара оказалось достаточно, чтобы из всех находившихся в кузове машины погиб именно Борисов!

Конечно, врачи подтвердили гибель Борисова в автокатастрофе. Но после смерти Сталина некоторые из них дали письменные показания в ЦК, в которых сообщали о том, что на самом деле смерть Борисова наступила от ударов тяжелыми предметами по голове.

И здесь поражает отнюдь не убийство Борисова, который мог рассказать что-то такое, чего не следовало знать могущественному генсеку, а поведение самого Сталина. Довольно трудно поверить в то, что он, повсюду видевший происки врагов, не распорядился выяснить, что же на самом деле произошло с Борисовым. Да и кому не покажется подозрительным только одно то, что начальник охраны убитого Кирова так нелепо погибает в самый неподходящий для этого момент?

* * *

Но... Сталина куда больше заинтересовало собранное на Николаева досье, из которого явствовало, что у убийцы Кирова был брат Петр, который то и дело бегал из Красной Армии и общался с «открытыми белогвардейцами», а потому и сам был «законченным белогвардейцем».

Ну а поскольку убийца Кирова «прятал» брата в своей квартире, то это по какой-то более чем странной логике означало, что «между открытым белогвардейцем» Петром Николаевым и его братом Леонидом Николаевым, членом зиновьевской группы в Ленинграде, а впоследствии убийцей тов. Кирова, не осталось никакой разницы, что делало Леонида Николаева в глазах компетентных органов «врагом партии и белогвардейцем чистой воды»... задолго до убийства Кирова.

Но и это было еще не все! Так как брат одного из лидеров зиновьевской оппозиции Владимира Румянцева служил в армии Юденича, то как-то само собой получалось, что «зиновьевская группа с ее ненавистью к партийному руководству и двурушничеством в партии... могла состряпать для этих выродков «подходящую идеологию», могущую служить «оправданием» их белогвардейских дел».

Прочитал Сталин и служебную записку ленинградских чекистов о выявлении ими зиновьевской группы, с которой те ознакомили Кирова еще летом. Однако тот не дал разрешения на их арест. «Мы, — заявил он, — и без репрессий вернем этих людей на свою сторону!» Чего сам Сталин, конечно же, делать не собирался. А потому и взглянул на эту группу совсем другими глазами. Затребовав список всех известных чекистам «зиновьевцев», он превратил эту самую группу в «ленинградский центр». А для компании добавил к нему еще и центр «московский».

* * *