Пострадал и давний приятель Сталина — Авель Енукидзе, которого Комиссия партийного контроля во главе с Ежовым обвинила в моральном разложении и в том, что он взял на работу в аппарат ЦИК слишком уж много «бывших». За что в июне 1935 года он был исключен из партии. Надо полагать, что Енукидзе пострадал бы и без «бывших». Да и как можно было терпеть в своих рядах человека, который, слушая показания арестованных работников ЦИК, раздраженно воскликнул: «Будь у меня власть Ягоды, я бы мог зачитать здесь и еще более нелепые сказки!» По сути, это было обвинением НКВД в том, что он занимается фальсификацией.
Почему Сталин так легко сдал человека, с которым был знаком без малого сорок лет и повидал его во многих ситуациях? Во-первых, он всегда относился с подозрением к тем, кто слишком много знал о его революционном прошлом. И уж кто-кто, а Енукидзе, по всей видимости, мог немало порассказать такого, чего никому не следовало знать о вожде.
Была и еще одна причина для удара по Енукидзе. Это могло быть предупреждением группе «бакинцев», которые продолжали свои нападки на Молотова. Ну и, конечно, после убийства Кирова Сталин стал выяснять, кто поддерживал Ягоду среди сильных мира сего и каковы его отношения с «бакинцами». И кто знает, что он там выяснил.
Это станет известно только в 1938 году, когда на процессе «правотроцкистского центра» будет заявлено о том, что именно Енукидзе требовал от Ягоды ускорить убийство Кирова. В очень непростой ситуации оказался и Максим Горький, который, по сути, содержался под домашним арестом, и дело дошло до того, что сам Бухарин был вынужден проникать к нему в дом через высокий забор. Да, тогда они посмеялись над этим, но смеялись уже сквозь слезы.
Мог приложить руку к заточению Горького и Ягода, который не мог не чувствовать неприязни Сталина и всячески старался укрепить свою репутацию. Для этого он использовал порочащие писателя связи. Чего стоил только один печально известный Парвус, который хранил его зарубежные гонорары.
Да и приемный сын Горького, а заодно и брат председателя ВЦИК Свердлова служил сначала советником у самого Колчака, а потом работал в министерстве обороны Франции! Отношения Ягоды с великим пролетарским писателем и по сей день остаются покрытыми тайной, и, по всей видимости, Ягода использовал международные связи «буревестника революции» в интересах своего ведомства (или своих личных).
Напряжение в стране нарастало. Хотя внешне все выглядело и не так уж плохо. Экономика наконец-то двинулась вперед, была отменена карточная система, и снова заработали колхозные рынки. Что и дало повод Сталину произнести свою знаменитую фразу на очередном кремлевском приеме: «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее».
Само собой понятно, что все успехи страны связывались с именем только одного человека, и этим человеком был Сталин. И когда известный французский писатель Андре Жид писал Сталину «я хотел послать Вам», сопровождавшая его переводчица (надо полагать, из НКВД) мгновенно его поправила. При обращении к «самому», надо обязательно было добавлять «великому вождю трудящихся».
Способствовало развивавшемуся в стране куда более быстрыми темпами, нежели экономика, культу личности вождя и ближайшее окружение вождя, в которое входили такие испытанные «друзья» диктатора, как Ворошилов, Молотов и Каганович.
Как и во все времена, в России все уродливое и страшное было загнано внутрь. Но это вовсе не означало, что никто этого уродливого и страшного не замечал. И когда тот же Андре Жид посмел написать, что вряд ли в какой-нибудь другой стране мира «мысль менее свободна, более терроризирована и более порабощена», он сразу же превратился из друга советской страны в ее злейшего врага и пособника Троцкого.
Да и чего еще мог ожидать человек, который осмелился написать, что «в СССР каждый знает раз и навсегда и заранее, что по любому поводу может быть только одно мнение», а портрет и имя Сталина повсюду и у всех на устах, что является результатом поклонения, любви или страха? Трудно сказать, как было с любовью, а вот страха хватало. Организаторами убийства Сергея Мироновича были объявлены 13 молодых зиновьевцев, которых расстреляли в декабре 1934 года.
Однако сами Зиновьев, Каменев и другие лидеры бывшей ленинградской оппозиции, осужденные в январе 1935 года по делу «московского центра», были признаны виновными лишь в том, что своими «контрреволюционными» разговорами «объективно» способствовали разжиганию террористических настроений у своих ленинградских единомышленников.
А вот главного пока не было. Сталин так и не смог связать зиновьевцев с троцкистами и с самим Троцким. И тогда чутко улавливающий настроение Хозяина Ежов представил в мае его вниманию свою рукопись с многообещающим названием «От фракционности к открытой контрреволюции», в которой утверждал, что троцкисты были осведомлены и о террористической стороне деятельности зиновьевцев и вслед за зиновьевцами встали на путь террористических групп.