Сталин. По ту сторону добра и зла

Другое дело, что эта самая легкость выразилась вполне по-российски, и народ наслаждался свободой по-своему. И то, что происходило и еще долго будет происходить в России, как в капле воды, отразилось уже при штурме Зимнего. Ведь как тогда казалось, на штурм последнего оплота «кровопийц-министров» идут самые сознательные и идейные товарищи. Но, увы, не были эти «товарищи» ни идейными, ни сознательными. А скорее наоборот. Что и выразилось в насилии над попадавшимися по пути женщинами, грабежах, воровстве и, конечно же, повальном пьянстве.

И далеко не случайно одной из основных задач созданной большевиками в декабре 1917 года ВЧК была борьба с «пьяными бунтами» освобожденного революцией народа. Стоило только взять Зимний и выставить караул, как он тут же допился до беспамятства. Впрочем, известный порядок все же сохранялся, и в винные подвалы дворца допускались только солдаты. Им было предоставлено полное право напиваться до бесчувствия, а вот выносить вино они не могли. Впрочем, выход нашли быстро, и те из солдат, кто еще был способен держаться на ногах, умудрялись-таки выносить вино на улицу и продавать его измученным винной жаждой штатским.

На следующий день мудрые большевики-командиры поручили караул кавалерийской части, и уже через несколько часов, по меткому выражению одного из очевидцев, лыка не вязали даже лошади. И после того, как Временный революционный комитет провел расследование, выяснилось, что Павловский полк посчитал вино своей собственностью и то и дело присылал за ним своих каптенармусов¹

. Но стоило только караулу возмутиться, как на помощь полковым эмиссарам прибыл вооруженный с ног до зубов батальон. Караул капитулировал и с горя принялся пьянствовать сам.

Надо ли говорить, что творилось на улицах, по которым бродили вооруженные пьяные банды и в буквальном смысле терроризировали население беспорядочной стрельбой и насилием. «Все свободные от караула солдаты латышских стрелков, — вспоминал известный анархист Федор Дутов, — состоявшие сплошь из большевиков с анархическим уклоном, были высланы на грузовиках для ликвидации погромов. Но это было непросто, солдаты громили винные погреба при полном вооружении, а иногда даже под прикрытием пулеметов. На улицы, где кутили солдаты, нельзя было высунуть носа, кругом носились пули, это солдаты отпугивали штатских от вина. Случайно подвернувшихся солдат из других частей силой затаскивали в погреб и накачивали вином. При такой обстановке, естественно, всякое появление большевиков вызывало форменное сражение, рабочие стали отказываться от участия в ликвидации погромов. Матросы тоже отказывались выступать против солдат. Погромная волна продолжалась несколько месяцев и кончилась только после того, как все винные склады были уничтожены».

Всех этих освободившихся от «капиталистического гнета» зверей можно было загнать обратно в клетки только с помощью тех же самых кнутов. Да, большевики много говорили о социализме и коммунизме, но не учли они только самого главного: все те законы и ощущения освобожденных зверей было невозможно всунуть в прокрустово ложе какой бы то ни было идеологии или организации. По той простой причине, что они жили отнюдь не идеологией, а инстинктами.

«Когда великий переворот 1917 года, — писал бывший меньшевик, а затем видный советский дипломат И.М. Майский, — смел с лица земли старый режим, когда распались оковы и народ почувствовал, что он свободен, что нет больше внешних преград, мешающих выявлению его воли и желаний, — он, это большое дитя, наивно решил, что настал великий момент осуществления тысячелетнего царства блаженства, которое должно ему принести не только частичное, но и полное освобождение».

Крестьяне шли против белых и коммуны лишь только потому, что они шли против власти вообще, и собственный народ представлял для большевиков куда большую опасность, нежели все Врангели, антанты и Деникины, вместе взятые. Мало что понимавший в России Ленин не имел даже представления о том, как же надо бороться против всероссийского бунта. Иначе не писал бы за две недели до открытия X съезда партии о том, что введение свободного рынка есть не что иное, как предательство социализма.

Но... хотели того большевики или нет, сама жизнь заставляла пересмотреть ту порочную во всех отношениях политику, которую партия с подачи Троцкого проводила в экономике. Окончание Гражданской войны подводило черту под политикой «военного коммунизма». Все надежды на перерастание Гражданской войны в России во всемирную революцию оказались пустыми, и теперь России приходилось рассчитывать только на себя. К тому же окончательный развал экономики делал ее особенно уязвимой для нападения извне, которого можно было ожидать в любую минуту.