Назначению Троцкого наркомвоеном предшествовало интересное событие. В марте 1918 года, когда правительство переезжало в Москву, вождь первоначально намеревался оставить Троцкого главой Петрокоммуны, а Зиновьева взять с собой. Однако на собрании актива петербургских большевиков Троцкому было начисто отказано в кредите доверия и отдано предпочтение кандидатуре Зиновьева. Пришлось Ленину с этим согласиться. Возможно, именно с этих пор Троцкий и Зиновьев люто возненавидели друг друга.
Троцкий был очень властолюбив и тщеславен, подчас даже мелочно. В его психологии было что-то от нувориша.
Нагловский вспоминает приезд Троцкого весной 1919 года в Петроград специальным высококомфортабельным поездом, наподобие царского. По всему было видно, что этот человек упивается властью. Царский поезд, пышная свита, непомерная помпа, бессмысленные расстрелы — в Троцком очень даже теплился «стиль Бонапарта».
Но в то время как иностранцам, белой армии, обывателям Троцкий казался всемогущим, на самом деле Ленин только позволял ему резвиться. Властность Левы сына Давида наталкивалась на партийный аппарат и вглубь не шла. Правда, критические моменты гражданской войны иногда выносили Троцкого наверх, и с этого верха он презрительно тыкал сапогом Зиновьева и его товарищей.
Таким моментом для Троцкого было наступление генерала Юденича на Петроград осенью 1919 года. Красные войска были дезорганизованы. Зиновьев тогда в панике только и делал, что по прямому проводу требовал из Москвы директив по эвакуации Петрограда. На его истошные вопли из столицы сообщили, что в Петербург выехал Троцкий. Последний приехал с огромнейшей помпой, на двух царских поездах. И тот же час приказал своим подручным, весьма похожим на патентованных палачей, расстрелять ни в чем не повинный зиновьевский штаб защиты Петрограда. А прибывшие с Троцким военные немедленно взяли бразды правления в свои руки.
Новоявленный спаситель Питера тем временем, то разыгрывал из себя «железного вождя», то превращался в добродушно посмеивающегося журналиста. В организации обороны Петрограда от деятельности Троцкого была определенная польза, считает Нагловский; однако ему отчасти помог сам… Юденич.
Сей доблестный генерал по непонятной причине три дня простоял перед практически беззащитным городом. В течение этих дней красные войска непрерывно пополнялись, что и решило исход дела. Защита Петрограда от армии Юденича была моментом большого ведомственного успеха Троцкого и поражения Зиновьева.
Однако несмотря на подобные «головокружительные успехи», отношение к Троцкому было весьма специфическое. Лишь Ленин в очередной раз дал ему возможность отличиться, назначив народным комиссаром путей сообщения вместо самоустранившегося Красина.
В мае 1920 года Нагловский был вызван Троцким по поводу назначения по железнодорожному ведомству. Разговор ничем особым замечателен не был. Но от этого визита у него осталось ощущение, что Троцкий уже на ущербе, затерт и поражен ленинцами. Популярностью на посту наркома путей сообщения он не пользовался за проведение сплошной милитаризации железной дороги, к тому же дикими террористическими методами. В этой роли Троцкий уже явно пел свою лебединую песню. Он падал медленно, но верно. Подпорка в виде больного Ленина уже слабела, а самостоятельной силы удержать власть у него не было.
В то время, когда за Лениным стояла вся партия, за Дзержинским вся ВЧК, за Сталиным — сильная часть партии, и даже за Зиновьевым в Петрограде была довольно крепкая группа лично ему преданных «зиновьевцев», за Троцким была пустота. Дара водительства у Троцкого не было, резюмирует Нагловский. В недрах большевиков он не свой, у него нет ни друзей, ни последователей. В массах, где когда-то Троцкий был популярен, он ее сам давно потопил в крови расстрелов. В партии за Троцким была лишь часть интеллигенции и одиночные военные, лично им выдвинутые, да группа чекистов.
Несмотря на просматривающиеся естественные оттенки субъективизма, свидетельства Нагловского в целом достоверны и подтверждаются другими источниками. К примеру, Герберту Уэллсу довелось поприсутствовать на одном из заседаний Петросовета, возглавляемого Зиновьевым. Писатель был поражен тогда на редкость бестолковым организационным ведением этого большевистского форума. К тому же Александр Нагловский выступает в данном аспекте фигурой нейтральной. Его трудно заподозрить в симпатиях Сталину. Порукой тому служит его дальнейшая судьба.
Как классного специалиста и человека, свободно владевшего основными европейскими языками, Нагловского во времена нэпа назначают торгпредом в Италию. В период ужесточения борьбы сталинцев с оппозиционерами ему настойчиво предлагают явиться в Москву для консультаций. Но у итальянского торгпреда, надо полагать, от романтических иллюзий молодости не осталось и следа.
В общем, Нагловский перестраховался и предпочел остаться на Западе и перейти на полулегальный образ жизни. Естественно, на родине его объявили «вне закона». Жизненный путь Нагловский завершил уже в годы второй мировой войны в Париже своей смертью.