Однажды к Сталину по его вызову приехал не руководитель Союза писателей СССР А. А. Фадеев, а его заместитель Н. С. Тихонов. Он объяснил, что «товарищ Фадеев уехал на охоту и еще не вернулся».
Сталин был недоволен: «У нас товарищ Шверник тоже любит охотиться. Но он уезжает в субботу, в воскресенье опохмеляется, а в понедельник выходит на работу».
После того, как случай повторился, Сталин спросил, и довольно жестко, у самого Фадеева:
— Где вы пропадали?
Надо отдать тому должное — ответил с большевистской прямотой:
— Был в запое.
— Сколько дней обычно длится у Вас запой?
— Дней десять — двенадцать.
Сталин ценил честность, но одновременно не мог отказать себе в иронии. Тем более что интересы дела требовали этого.
— А не могли бы Вы как коммунист справляться с Вашим мероприятием, ну, скажем, за два-три дня?
В Московском драмтеатре им. Станиславского ко дню рождения Сталина поставили спектакль «Юность вождя» (драматург Г. Д. Нахуцришвили, режиссеры М. М. Яншин и Ю. Н. Мальковский). Пресса писала о выдающемся событии в театральной жизни. Лизоблюды от искусства и карьеристы от администрации потирали руки. Группу артистов предполагалось премировать Сталинской премией, ожидались другие поощрения.
И вот за кулисы театра прибегает Яншин: «Поздравляю всех! Мне сейчас позвонили и сообщили, что мы лауреаты! Завтра в газете будут опубликованы наши имена!». Взбудораженные труженики сцены одолжили у Яншина денег под будущую премию и шумно отметили надвигающееся событие. Покутили на славу. Говорят, что даже успели проколоть дырки на пиджаках под несомненные награды.
Встали рано. Купили газету. Список лауреатов есть, а их нет.
Оказалось, накануне Сталин прочитал, наконец, пьесу, спектакль по которой он так и не посмотрел. В ней вырисовывалась картина революционного подъема в стране, руководимого шестнадцатилетним Coco Джугашвили. «В шестнадцать лет я никакой революцией не руководил, — возмутился Сталин. — Я тогда был шалопаем, неважно учился. Не давать премию фальшивой пьесе!»
Долго потом артисты возвращали режиссеру Яншину взятые в долг деньги…
Константин Симонов описывал свой спор с американским журналистом по поводу свободы слова. На Западе это излюбленное сопоставление: мы, мол, свободно критикуем высшее должностное лицо государства, а в СССР этого нельзя. Американец не был исключением и жутко гордился тем, что может закричать прямо на улице, что президент дурак. Симонов за словом в карман не полез и заявил:
— Я тоже могу крикнуть на улице, что ваш президент дурак.
— А про Сталина можете такое сказать?
— Не могу.
— Ага, вот, — торжествовал американец и ехидно вопрошал. — Почему же?
— Да потому что это неправда, — осадил его Симонов.
Этот человек свыше двадцати лет руководил нашим сельским хозяйством. В том числе на посту наркома, а затем министра, пока захвативший власть Хрущев не отстранил его от должности. Зовут его Иван Александрович Бенедиктов. Он оставил ценные воспоминания о своих встречах со Сталиным, одна из которых произошла в конце 40-х годов прошлого века.
Приехала к нему из деревни сестра, с которой он много лет не виделся. По этому случаю Бенедиктов уехал с работы пораньше — часов в 8 вечера. После объятий и поцелуев сел с сестрой и домочадцами за накрытый стол. В радостном и быстром темпе принял несколько рюмок водки.
Вдруг в квартире раздался звонок телефона кремлевской связи. Бенедиктов поднял трубку и услышал голос помощника Сталина Поскребышева. «Вас через пятнадцать минут ждет товарищ Сталин». Бенедиктов кинулся в ванную, где подставил голову под струю холодной воды. Жена сунула ему под нос нашатырь, чем-то дала зажевать запах спиртного. Кое-как министр привел себя в относительный порядок и поехал в Кремль.
Его без задержки провели в кабинет Сталина. Иван Александрович, стараясь держаться бодро, доложил по-военному:
— Здравия желаю, товарищ Сталин! Министр сельского хозяйства Бенедиктов по вашему вызову явился!
Сталин встретил его сухо:
— Скажите мне, товарищ Бенедиктов, с каких это пор по вызову товарища Сталина наши министры стали являться с опозданием?
Иван Александрович понимал, что глава правительства пригласил его по некоему важному делу. В сельском хозяйстве после войны хватало проблем. А тут выходит, что он еще проявил личную недисциплинированность. Бенедиктов принялся оправдываться:
— Извините, товарищ Сталин, такое дело… Ко мне сестра приехала, вот встретились, отметили…
И тут министр осознал, что проговорился. Разгар рабочего дня — в то время руководители ведомств засиживались на службе до полуночи — а он отмечает приезд сестры. Заметив, как Сталин недоуменно глянул на него, министр похолодел. Но, собрав остатки воли, он выпалил:
— И вообще должен вам признаться, товарищ Сталин, что стою я сейчас перед вами пьяный…
Сталин обошел его раз, второй, рассматривая, словно первый раз увидел. Потом пальцем поманил за собой. Подошли к какому-то шкафчику. Сталин достал бутылку коньяка, две рюмки. Одну налил полную и пододвинул Бенедиктову. Себе плеснул немного. Подняли рюмки:
— За вашу честность, товарищ Бенедиктов!