Сталин в преддверии войны

В те же дни англичане неоднократно передавали советскому послу в Лондоне Майскому сведения о подготовке немцев к нападению на СССР. 2, 10 и 13 июня министр иностранных дел Великобритании А. Иден, а 16 июня его заместитель А. Кадоган сообщали о сосредоточении войск вермахта у границ СССР. Это подтверждалось и данными советской разведки. Однако в Кремле все это расценивалось как стремление Англии втянуть Советский Союз в войну с Третьим рейхом. Сталин искренне полагал, что правительство Черчилля хочет, чтобы СССР приступил к развертыванию войсковых группировок в приграничных районах и тем самым спровоцировал нападение Германии на Советский Союз.

Только теперь, когда стали известны все обстоятельства роковых событий, до некоторой степени понятна установка Сталина: любой ценой оттянуть неминуемую германскую агрессию хотя бы до 1942 года, когда, по его мнению, СССР будет готов к эффективной обороне. Поэтому весной 1941 года Советское правительство проводит политику «умиротворения» Гитлера, чтобы не дать ему повода обвинить СССР в действиях, враждебных Германии.

8 мая ТАСС опровергает слухи о сосредоточении советских войск на западных границах. На следующий день СССР разрывает дипломатические отношения с эмигрантскими правительствами Бельгии, Норвегии и Югославии. 12 мая он признает прогерманский режим в Ираке, установленный там в ходе антибританского восстания. Запланированные поставки в рейх по хозяйственному соглашению от 10 января 1941 года четко выполняются. В меморандуме МИДа от 15 мая 1941 года по этому поводу отмечалось: «Положение с поставками советского сырья до сих пор представляет удовлетворительную картину. В апреле были произведены поставки следующих, наиболее важных видов сырья: зерно — 208 тыс. т, нефть — 90 тыс. т, хлопок — 8,3 тыс. т, цветные металлы — 6,34 тыс. т (меди, олова и никеля)… Транзитная дорога через Сибирь пока еще в действии. Поставки сырья из Восточной Азии, в частности каучука, перевозимого в Германию по этой дороге, продолжают, быть существенными… В данное время объем сырья, обусловленный договором, доставляется русскими пунктуально, несмотря на то что это стоит им больших усилий; договоры, особенно в отношении зерна, выполняются замечательно…»[500]

.

Хотя с весны 1941 года резко возросло количество немецких самолетов-разведчиков, нарушавших воздушное пространство Советского Союза, на территории страны продолжала действовать директива народного комиссара внутренних дел СССР от 28 марта 1940 года, которая строго запрещала сбивать их. Директива предписывала ограничиваться составлением актов о нарушении государственной границы, что было в дальнейшем подтверждено советско-германской конвенцией «О порядке урегулирования пограничных конфликтов и инцидентов» от 10 июня 1940 года. В марте 1941 года эта директива была распространена и на Балтийский флот. 21 апреля НКИД направил германскому послу в Москве ноту протеста по поводу участившихся случаев нарушения воздушных границ СССР немецкими самолетами (с 27 марта по 18 апреля — 80 случаев нарушения). Поверенный в делах германского посольства в Москве В. Типпельскирх докладывал в Берлин: «В ноте еще раз подчеркнуто выражается надежда комиссара иностранных дел, что германское правительство предпримет все необходимые меры, чтобы предотвратить нарушение государственной границы СССР германскими самолетами в будущем»[501]

. Германский МИД проигнорировал эту ноту. И хотя нарушение воздушного пространства СССР немецкой авиацией приобретало не только систематический, но и уже наглый характер (только с 19 апреля по 19 июня — 180 нарушений, в некоторых случаях немецкие самолеты вторгались на 100–150 км в глубь советской территории), советская сторона не принимала никаких мер[502].

Как вспоминал маршал Жуков, даже в последние предвоенные дни Сталин вопреки настояниям наркома обороны и начальника Генштаба не разрешал привести войска западных приграничных округов в повышенную боевую готовность. Его осторожность переросла в маниакальную боязнь «спровоцировать» Гитлера на войну против СССР. Он настолько уверовал, что его оценка международной обстановки соответствует реальности, что даже 21 июня, когда руководство Наркомата обороны принесло ему на одобрение директиву о приведении войск западных округов в полную боевую готовность, он посчитал ее преждевременной, а решившись, наконец, одобрить, потребовал указать в ней, что «нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений»[503].