Мы имеем чёткие свидетельства того, что Сталин пытался помочь Михаилу Булгакову, которого тогдашние ярые «защитники идеалов» активно старались выжить с театральной сцены. В декабре 1928 года тогдашние борцы за чистоту рядов (члены объединения «Пролетарский театр») написали так называемое «революционное письмо» руководству страны: «Уважаемый товарищ Сталин!.. Как расценивать фактическое «наибольшее благоприятствование» наиболее реакционным авторам вроде Булгакова, добившегося постановки четырёх явно антисоветских пьес в трёх крупнейших театрах Москвы; притом пьес, отнюдь не выдающихся по своим художественным качествам, а стоящих в лучшем случае на среднем уровне?»
2 февраля 1929 года они получили сталинский ответ: «Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает»[54].Для ретивых блюстителей чистоты рядов Сталин пояснял: «Что касается собственно пьесы «Дни Турбиных» то она не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда»
. Потому что благодаря Булгакову весь мир, смотрящий эту пьесу, убеждается, что «даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным…»[55] Несмотря на то что Сталин высказался в поддержку Булгакова, гонения на писателя со стороны «коллег» продолжились — к июлю 1929 года его пьесы перестали идти во всех советских театрах. Михаил Булгаков оказался фактически без средств к существованию. Находясь в отчаянном положении, 28 марта 1930 года писатель пишет письмо советскому правительству. В нём он характеризует своё положение словами «ныне я уничтожен», «вещи мои безнадежны», «невозможность писать равносильна для меня погребению заживо»[56].В конце своего письма, которое является просто криком отчаяния, писатель просит отпустить его за границу, раз на родине он не нужен и не востребован. На фоне самоубийства Владимира Маяковского, который сводит счёты с жизнью 14 апреля 1930 года, заявление Булгакова и его тональность выглядят особенно мрачно. И тогда Сталин поступает для того времени нетипично. Он не вызывает Булгакова к себе, не поручает кому-то заняться этой проблемой. Не откладывая дело в долгий ящик он лично звонит писателю. Звонит через четыре дня после смерти Маяковского — 18 апреля 1930 года. Глава страны звонит гонимому писателю, с которым он лично не знаком.