Сталинград

Ставка приказала 13-й гвардейской стрелковой дивизии выдвинуться в Сталинград еще три дня назад. Дивизия насчитывала 10 000 человек, но около трети из них не имели оружия. Чтобы укрыться от немецких самолетов-разведчиков, солдаты и офицеры разместилась под деревьями и в кустарнике на левом берегу Волги неподалеку от Красной слободы. У них почти не было времени прийти в себя после долгого перехода из Камышина. Родимцев, сознавая, что время работает против них, постоянно торопил своих командиров. В радиаторах грузовиков закипала вода, навьюченные верблюды валились на землю от усталости, поднятые колесами облака пыли были настолько густыми, что «коршуны, садившиеся на телеграфные столбы, становились серыми».[288] Несколько раз, когда налетали «мессершмитты» и на бреющем полете поливали все вокруг очередями из пулеметов, колоннам приходилось рассыпаться по степи.

Дивизия подошла к Волге, и выжженная пыльная степь закончилась. Появившиеся тут и там клены свидетельствовали о близости воды. На стрелке, прибитой к дереву, было написано одно-единственное слово: «Переправа». Увидев впереди густые столбы черного дыма, бойцы толкали локтем соседей по строю. Это было первым свидетельством того, какие ожесточенные бои ждут их на противоположном берегу великой реки.

Гвардейцам быстро раздали патроны, гранаты и сухой паек – хлеб, колбасу, чай и сахар. После встречи с Чуйковым Родимцев решил не дожидаться, пока полностью стемнеет. Первая группа солдат начала переправу в сумерках. Были задействованы катера Волжской флотилии и реквизированные гражданские суда – буксиры, баржи, рыбацкие баркасы и даже весельные лодки. Оставшиеся ждать на левом берегу пытались прикинуть, когда вернутся за ними.

Вероятно, самое странное чувство было у тех, кто находился в лодках. В уключинах скрипели весла. О борт мягко плескались волны, но над водной гладью разносились отголоски винтовочных выстрелов и разрывов снарядов. Затем немецкие орудия, минометы и все пулеметы, находившиеся достаточно близко к реке, перенесли огонь на новые цели. Над Волгой поднялись фонтаны воды, окатывая с ног до головы тех, кто был на плавсредствах. Вскоре вся поверхность заблестела серебристыми брюшками оглушенных рыб. Один из катеров Волжской флотилии был потоплен прямым попаданием, все 20 человек, находившихся на борту, погибли… Кто-то сидел уставившись на воду, чтобы не видеть противоположный берег, подобно тому как не смотрит вниз скалолаз, а кто-то, наоборот, глядел вперед, на объятые пламенем здания на правом берегу, при каждом близком разрыве непроизвольно втягивая в плечи голову. Их послали в преисподнюю. По мере того как сгущалась темнота, на воду ложились гротескные тени обрушившихся зданий на крутом противоположном берегу, озаренные огнем пожаров. Высоко в ночное небо взлетали снопы искр. Приближаясь к берегу, гвардейцы все более явственно чувствовали запах гари и тошнотворный смрад разлагающихся под завалами трупов.

Первые гвардейцы Родимцева, спрыгивая на мелководье, сразу взбирались на крутой песчаный берег. В одном месте до немецких позиций было не больше 100 метров. Бойцам не нужно было объяснять очевидное: чем больше они замешкаются, тем меньше у них будет шансов остаться в живых. Сражение началось сразу. Батальон 42-го гвардейского полка слева соединился с войсками НКВД и отбросил немцев до самого вокзала. На правом фланге 39-й гвардейский полк молниеносно прорвался к большой мельнице из красного кирпича (иссеченные пулями и осколками, ее развалины сохранились до наших дней как мемориал) и в безжалостной рукопашной схватке выбил из нее противника. Когда подоспела вторая волна, получившие подкрепление гвардейцы отбросили немцев к железнодорожным путям, проходящим недалеко от Мамаева кургана.

За первые сутки 13-я гвардейская стрелковая дивизия потеряла 30 процентов личного состава, но правый берег Волги был очищен от немцев. Немногие уцелевшие гвардейцы (из 10 000 человек к концу Сталинградской битвы в живых осталось всего 320) свидетельствуют, что их решимость исходила от Родимцева.[289]

Вслед за своим командиром они каждый день говорили: «За Волгой для нас земли нет».

Сначала немцы восприняли контратаку Родимцева не более чем как временную неудачу. Они были уверены в том, что остановить их продвижение к центру города уже невозможно. «Со вчерашнего дня наше знамя реет над Сталинградом, – написал на следующий день солдат 29-й моторизованной пехотной дивизии. – Центр и район вокруг вокзала в наших руках. Невозможно себе представить, с какой радостью мы восприняли это известие».[290] Впрочем, военнослужащие вермахта, дрожавшие по ночам от холода, мечтали о теплых землянках, растопленных печках и письмах из дома.