Сталинград

Много проблем было в русской авиации. Советские летчики все еще страдали от инстинктивного страха противника. «Как только в небе появляются „мессершмитты“, – жаловался в своем донесении комиссар 8-й воздушной армии, – летчики впадают в панику и бегут прочь от самолетов, стараясь укрыться от смертоносного свинца». Пилоты Люфтваффе, в свою очередь, заметили усиление зенитного огня русских. 16 сентября немецкий пилот Юрген Кальб был вынужден выброситься с парашютом из подбитого над Волгой «Мессершмитта-109». Опустившись в воду, он выплыл на берег, где его уже поджидали бойцы Красной Армии.

Бомбардировщики Люфтваффе не знали отдыха. Один немецкий летчик подсчитал, что за последние три месяца он совершил 228 вылетов, почти столько же, сколько за предыдущие три года. А ведь за то время были захвачены Польша, Франция и Югославия. Было чему удивляться. Нередко пилотам приходилось проводить в воздухе по шесть часов ежедневно. Германские летчики базировались в основном на импровизированных аэродромах в степи. Связь с командованием была очень плохая, карты и фотографии воздушной разведки тоже оставляли желать лучшего. С воздуха было очень трудно распознать цель, потому что внизу, насколько хватало взгляда, царил «невообразимый хаос развалин и пожаров». Из штаба то и дело поступали запросы на очередную бомбардировку. Например: «Атакуйте цель – квадрат A-II, северо-западный сектор, большой городской квартал». Пилоты Люфтваффе не видели в этом никакого смысла. Стоит ли ровнять с землей то, что уже превратилось в руины?

Команды наземного обслуживания – механики, специалисты по бомбам, радио, оружию – готовили самолеты к вылетам по пять раз на день. Естественно, у них не было возможности отдохнуть. Лишь на рассвете наступало некоторое затишье, но и тогда пилоты не могли оторвать глаз от неба этой «бескрайней страны».

Во второй половине сентября неожиданно ударили морозы. Температура резко упала, что вызвало большие проблемы для немецкой армии. Форма германских солдат к этому времени пришла в негодность и не спасала от холода. «Обмундирование наших бойцов, – записал в своем дневнике полковой врач, – столь изношено, что зачастую они вынуждены надевать форму противника».

Бои за Мамаев курган продолжались, но не менее ожесточенное сражение развернулось на огромном зернохранилище, ниже по течению реки. Быстрое продвижение танкового корпуса генерала Гота отрезало эту естественную крепость русских от основных частей. Защищали хранилище солдаты 35-й гвардейской дивизии, силы которых были уже на исходе. Ночью 17 сентября к ним смог пробиться взвод морской пехоты под командованием лейтенанта Андрея Хозанова. Взвод располагал двумя пулеметами и двумя противотанковыми ружьями. Когда немецкий офицер в сопровождении переводчика вышел на открытое пространство и, размахивая белым флагом, потребовал немедленно сдаться, красноармейцы не раздумывая пристрелили его и подорвали один танк. Германская артиллерия стала крушить бетонное сооружение, готовя плацдарм для 94-й пехотной дивизии. 18 сентября защитники зернохранилища отбили десять атак. Зная, что помощи ждать неоткуда, русские строго экономили боеприпасы, пайки и воду. Условия, в которых они продолжали сражаться, были просто ужасны. Солдаты задыхались от пыли и дыма, зерно в хранилище выгорело, а вскоре кончилась и вода. Нечем было даже охладить раскалившиеся от стрельбы пулеметы. Немецкие историки утверждают, что русские моряки охлаждали орудия собственной мочой, но советские источники ничего не говорят о таких подробностях.

К вечеру 20 сентября у русских кончились все боеприпасы, оба пулемета были уничтожены. Немцы же, напротив, получили танковое подкрепление. Из-за пыли и дыма внутри элеватора ничего не было видно, защитники могли только перекрикиваться. Ворвавшиеся в хранилище немцы стреляли на голос. Ночью чудом выжившие красноармейцы выбрались из окружения и скрылись в неизвестном направлении. Раненых они бросили на поле боя. Зернохранилище было захвачено немцами, но вряд ли этот бой прибавил им славы. Правда, Паулюс думал иначе. Он даже выбрал бетонный элеватор в качестве эмблемы Сталинграда. Изображение зернохранилища красовалось на нарукавной нашивке, специально разработанной в штабе 6-й армии.

Упорная оборона русскими центра города стоила немцам немало потерь. Гарнизоны Красной Армии, состоявшие из солдат разных дивизий, стояли насмерть, несмотря на голод и жажду. Ожесточенное сражение развернулось за здание универмага на Красной площади, служившего штабом 1-му батальону 40-го гвардейского полка. Еще одним редутом стал небольшой склад. В находившемся неподалеку от склада трехэтажном здании красноармейцы держались пятеро суток. Раненые умирали в подвалах, и некому было оказать им помощь. Единственная медсестра сама получила тяжелое ранение в грудь. Выжившие солдаты покинули здание лишь тогда, когда ломая стены в него въехал немецкий танк.