Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня

Своё последнее решающее наступление в Сталинграде, немецкие войска начали 11 ноября. К вечеру части наших советских войск сохраняли за собой лишь три небольших плацдарма на берегу Волги: на севере – около 15000 человек в районе рынка и Спартаковки; в центре – 600 человек в районе завода «Баррикады»; на юге 46 000 человек и 20 танков».

* * *

…офицерский «парабеллум» в чёрной глянцевитой кобуре жёг бок, словно страстный поцелуй. Железний Отто, как всегда по-военному элегантный, в чёрном яйцевидном шлеме, облачённый, в такого же цвета комбинезон танкиста, затянутый ремнями, в кожаных перстатых крагах, жадно вдыхал запах пороховой гари, машинного масла, разрушений и крови, пока лёгкие его не распухли от этих сладких для него запахов.

В правой, без перчатки, руке он нежно нянчил охотничью серебряную рюмку с французским коньяком «Курвуазье», согревая её теплом своей широкой ладони. Прямо перед ним, вдоль сохранившейся больничной ограды длинно выстроилась стянутая в один жирный стальной жгут грозная броня гусеничных монстров. К поставленному перед танковым строем походному раскладному столику, возле которого находился фон Дитц и где батальонный писарь бегло записывал результаты осмотра техники, подбежал командир танковой роты Юрген Ханс. Он был замыкающим со своими экипажами в осмотре бронемашин и не хотел задерживать подмёрзших на холодном ветру фронтовых товарищей. Что-то быстро ответив на вопросы писаря, он собрался уже вернуться в строй, когда услышал окрик шефа:

– Унтерштурмфюрер, ко мне.

– Яволь, мой командир! – в следующее мгновение, он уже щёлкнул каблуками, вытянулся во фрунт перед бароном.

– Вольно. Гутен таг майн фройнде, – совсем не по-военному приветствовал земляка Дитц. – Ты впорядке, Ханс?

– Так точно, штандартенфюрер. Как и мой «Кронвальд». 4-я танковая рота готова к бою. Ждёт ваших приказаний, штандартенфюрер. – Браво отчеканил Ханс.

– Хороший ответ. – Отто сделал мелкий глоток. Подставил лицо ветру, который нёс по площади запах горючего, выхлопных газов грузовиков и бронетранспортёров, конской-людской мочи и подтаявшего снега. Невесёлое, как с тяжёлого похмелья, из-за грязных дымов проглядывало солнце.

– Вот. Когда от меня в Берлине ушла любовница, Юрген, – барон язвительно усмехнулся. – А через сутки эта гонористая сука вернулась…слёзно попросив понять и простить её…Я промолчал от бешенства. Я сломал нос и выбил пару зубов одному верзиле в пивной и врезался на машине в столб. Но при этом, майн фройнде, я был в полном порядке. Что-о? Не понятно зачем я это сказал? – он вновь сделал мелкий глоток. – К тому, что ты научился держать удар, Юрген. Да, да…Генерал Ханньо Хассе уже вылил на меня ушат помоев по поводу вашего внешнего вида, унтерштурмфюрер! – улыбка Дитца вконец заморозила всех командиров танковых рот. В льдистом взгляде шефа дрожали огневые светлячки. Ханс промолчал, поскрипывая новой портупеей, от него резко пахло бензином и соляровым маслом. Он право, не знал, что ответить, зато почти физически ощутил, как полукружия пота на нательной рубашке, скрытой форменным комбинезоном увеличились в радиусе.

– Да полно, Юрген, бледнеть. Я всегда тебя помнил в бою злым, отважным и твёрдым, как померанский бук, мм?

– Был, мой командир. Был твёрдым, да вот теперь…помяли, – дыхнул скороговоркой танкист.

– Хм, это из-за надутого на весь мир, бритоголового индюка Ханньо Хассе?

Юрген вновь благоразумно не вымолвил ни слова.

Фон Дитц обжёг губы коньяком, холодно улыбнулся.

– Что ж молчание ваше, унтерштурмфюрер похвально. Но полно тебе дружище…Не забывай из какого ты братства. Мы все здесь из Ордена СС. И нам, рыцарям Рейха, не пристало склонять головы перед горластыми тыловыми умниками в лампасах. СС своих парней не сдаёт! Выше голову, Юрген. Разве, в тебе ещё живы такие розовые сопли? Если они не высохли тогда, когда ты был ещё буршем, то неужели, ты, не похоронил их здесь, на Восточном фронте? Плюнь и забудь! У нас на груди Железные кресты Рейха, серебряные-золотые знаки «За танковые атаки», почётные знаки для шнуров «За меткую стрельбу», боевые медали «За смелость» и дубовые листья «За ближний бой», когда наши клинки не раз окрашивались кровью свирепого врага. Майн Готт! Спросите этих жирных тыловых котов….Был ли кто из них на передовой больше суток? Ходил ли в штыковые атаки, участвовал в рукопашных боях? Горел ли в танке? Кормил вшей в ледяных окопах и замерзал в проклятых русских снегах?! Если у них боевые ранения? Контузии, шрамы? Наградные кресты с мечами и за какие-такие сражения? Молчите? Так я отвечу за вас: свинье в огороде одна честь – полено! Пусть не лезут в наши дела. Здесь, в Сталинграде, нам не до галстуков с пудрой.