Сталинградская Богородица

Между тем бункер Гитлера превращался в некую извращенную, искаженную реальность. Он начал жить слухами и химерами, которые рождались здесь же, в замкнутом безысходном пространстве. Нацистские руководители вчитывались в старые гороскопы, пытаясь найти надежды на спасение. Два таких гороскопа, составленных известными астрологами в 1918 и в 1933 гг. (для Гитлера, в день его прихода к власти), предрекали, что Германии придется хуже всего как раз в апреле 1945-го. Потом наступит затишье, а в августе снова возобновится война – и тогда же наступит мир. После этого Германии предстоят трудные года, но с 1948 г. начнется возрождение. Обсуждали, демонстрировали друг другу… Как ни удивительно, но предсказания исполнились. Хотя к самим нацистским лидерам они уже не относились.

Нет, о худшем старались не думать. Каждый день ждали спасения то от группы Штейнера, то от армий Буссе или Венка. О них ничего толком не знали. Разными путями им пересылали приказы и почему-то подразумевали – эти приказы исполняются. На картах переставлялись флажки, проносились вдруг радужные слухи, что Штейнер или Венк близко, прорвался на окраины… Последующее разочарование оказывалось еще страшнее. Вокруг Гитлера завязывались абсолютно ирреальные разговоры. Например, он принимался рассуждать о боевых качествах индийского легиона. Или впадал в мрачный экстаз, изрыгал распоряжения взрывать все подряд, чтобы врагу ничего не досталось. А после этого настаивал на введении многоженства, чтобы после войны Германия смогла восполнить численность населения и армии. Или опять кто-нибудь приносил восторженные известия, что русские разгромлены частями Штейнера, Буссе, Венка [56]…

В этой больной атмосфере до последнего момента закручивались интриги. Один из врачей Гитлера, Брандт, переправил жену в Тюрингию, занятую американцами. Об этом узнала подружка вождя Ева Браун, ее сестра Гретель и муж сестры, генерал Фегеляйн. Наябедничали Гитлеру и добились для Брандта смертного приговора. Но Фегеляйн скис, пристрелить доктора у него оказалась кишка тонка. Пока дергался, кто приведет приговор в исполнение, о случившемся пронюхал Гиммлер. Приказал прислать Брандта к нему (у Гиммлера возникла мысль, чтобы врач подписал заключение о недееспособности Гитлера – и появится законный повод отстранить его от власти) [148]. А через пару дней из бункера сбежал Фегеляйн. О нем сразу донесли. На поиски выслали гестаповцев и нашли генерала в его квартире. Фегеляйн уже переоделся в штатское, а квартал должны были вскоре захватить русские. Притащили в рейхсканцелярию, и Гитлер не пощадил «почти родственника», дезертира расстреляли во дворе.

Ну а к Герингу в Баварию прилетел генерал Коллер и сообщил – Гитлер намерен до конца оставаться в Берлине. Значит, он обречен. Стал уговаривать Геринга принять на себя руководство Германией и начать переговоры с Эйзенхауэром. Рейхсмаршал колебался, советовался с юристами, с рейхссекретарем Ламмерсом. Извлекли закон от 29 июня 1941 г., согласно которому преемником Гитлера в случае его гибели определялся Геринг. Сошлись, что в данной ситуации можно считать – закон вступает в силу. 23 апреля Геринг отправил Гитлеру запрос: если фюрер остался в Берлине и не может руководить военными и государственными делами, то согласен ли он, чтобы рейхсмаршал принял власть на себя? А если до 22 часов ответа не последует, то «я буду считать само собой разумеющимся, что Вы утратили свободу действий и что возникли условия вступления в силу Вашего декрета».

Запрос был выдержан в очень верноподданнических тонах. Но Борман воспользовался им, чтобы подвести мину под Геринга. Преподнес Гитлеру, будто «наци номер два» предал его, прислал ультиматум. Сперва на фюрера даже это не подействовало, он устало махнул рукой: «Хорошо, пусть Геринг вступает в переговоры о капитуляции. В конце концов, не имеет значения, кто этим займется». Но Борман настойчиво и умело подкрутил озлобление Гитлера, последовала вспышка бешенства. Родился приказ, что Геринг за «государственную измену» заслуживает смерти и лишь с учетом прежних заслуг его милуют, лишая всех должностей и званий. Впрочем, Борману этого тоже показалось мало, он от себя приписал в Баварию эсэсовскому начальству, чтобы Геринга арестовали.