Сталинградская Богородица

Но к обстрелам, бомбежкам и стычкам на передовых позициях в Севастополе привыкли. Ждали, когда скажет решающее слово фронт на Керченском полуострове. Здесь была предпринята третья попытка наступать. Она захлебнулась так же, как и вторая. Готовить четвертую. Командующий Крымским фронтом Козлов показал себя довольно мягким и нерешительным человеком. К нему прислали представителя Ставки, начальника политуправления Красной армии Мехлиса. Вот он-то был чересчур решительным! Властным, жестоким, придирчивым. Сталину показалось, что это позволит восполнить недостатки Козлова.

Вышло наоборот. Обстановка в штабе Крымского фронта стала больной и нервной, Мехлис склочничал, ябедничал в Москву. Сталин пришлось самому вмешиваться, одергивать его. Но при подготовке наступления Мехлис круто наломал дров. Сам он был очень храбрым человеком. Но при этом был склонен обвинять в трусости других. Требовал от начальников гнать войска поближе к передовой. Козлов не смел спорить с ним, и в результате все три армии вывели в первую линию. А командующих армиями и политработников Мехлис чуть ли не каждый день выдергивал в штаб фронта на совещания. Им оказывалось некогда поработать в войсках, заняться разведкой, подготовкой подчиненных. Ну а Козлов, наоборот, старался избегать споров, садился на коня и уезжал на передовую, запустив работу в штабе.

Между тем немцы отлично знали о подготовке русского наступления. Зато наши командиры не знали – враг уже готовит встречную операцию «Охота на дроф». Манштейн обстреливал Севастополь из невиданных калибров, а пехотные и танковые части тайком снимал с севастопольского участка на керченский. В его распоряжение был специально переброшен 9-й воздушный флот Рихтгофена. Русских опередили на неделю. 8 мая в воздухе вдруг завыли карусели бомбардировщиков, изрыгнула залпы германская артиллерия. Командные пункты Крымского фронта и армий давно не менялись, немцы отслеживали их расположение и разбомбили в первую очередь. Уничтожили также узлы телефонной и телеграфной связи, а на Керченском полуострове воевали все еще по старинке, про радиосвязь забыли. Управление войсками было потеряно.

А сами войска по понуканиям Мехлиса сгрудились на передовой! За ними не было ни вторых эшелонов, ни резервов. Ливень бомб и снарядов хлестал по массе солдат, забивших окопы и землянки. Ситуация усугублялась и составом солдат. 44-я и 47-я армии формировались в Закавказье, изрядная доля бойцов была из грузин, армян, азербайджанцев. А 51-ю формировали в Средней Азии, там хватало узбеков, таджиков. Сейчас их крушили, связи с командованием не было, они метались под огнем. А потом в их мешанину врезались германские танки, прорезали фронт с южной стороны, вдоль морского берега.

Лавина солдат хлынула спасаться. Задержать врага на каком-нибудь промежуточном рубеже уже не смог никто. Даже наладить планомерный отход оказалось уже проблематично. Люди бессмысленно и механически бежали назад, к Керчи. Сохранили порядок только моряки. Корабли стреляли по вражеским танкам и бронетранспортерам, отгоняя их от города. Тех, кто появлялся на пристанях, грузили на суда и перевозили на Тамань. Но в общем хаосе далеко не все попадали в порт. Многие сбивались с пути, прятались в ужасе по ямам, подвалам. Или оставались ждать немцев, чтобы сдаться.

В плен попало 170 тыс. человек. Десятки тысяч погибли при бомбежках и обстрелах, утонули. Немецкие самолеты густо бомбили Керченский пролив, засыпали его минами, шли на дно переполненные баржи, пароходы, лодки. Очевидцы описывали, как волны выплескивали на пляжи целые россыпи солдатских шапок [115]. Ставка в общем-то правильно вскрыла причины катастрофы. Действия Козлова, Мехлиса и их помощников были квалифицированы как преступная халатность. Хотя в сорок втором за такую вину уже не расстреливали. Поснимали с должностей, на несколько ступеней понизили в званиях.

Но в народе говорят – беда не ходит одна. 12 мая, в эти же самые дни, когда погибал Крымский фронт, два других фронта, Юго-Западный и Южный, начали наступление на Харьков. Вклинились в неприятельскую оборону с Барвенковского выступа, теснили под Волчанском. В Москву летели победные реляции. Сталин даже попенял Василевскому – дескать, полюбуйтесь, из-за ваших страхов чуть не отменили такую великолепную операцию!