Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Двинулись и мы, группа инженерно-технического обеспечения бригады, по перепаханной солдатскими лопатами и снарядами степной земле. Бензовоз с соляркой и машину с бочками бензина оставили в лощине. Впереди идущий тягач остановился, выпрыгнул из него красноармеец и остановил наши машины. Подбежал ко мне и крикнул, что ранен или убит один из ремонтников в тягаче. Я направился к ним. В кузове лежал пожилой красноармеец-ремонтник лет сорока пяти и прикрывал руками окровавленную массу на животе. Между пальцами из изорванной гимнастерки выпячивались петли кишечника. Крупный осколок снаряда или мины разорвал переднюю стенку брюшной полости, и в образовавшуюся рану выпятился кишечник. Красноармеец был в сознании. В грохоте боя услышал его тихий голос: «Вот и мое время пришло. Ничего не успел сделать… В левом кармане гимнастерки письмо с адресом. Допиши, чтоб сын мать берег…» Я обещал дописать и отправить письмо. Утешал его, что заштопают живот и еще воевать будет. При этом старался заправить выпавший кишечник в рану рукой в перчатке, обработанной спиртом. Но мне это не удавалось. Часть запихивал, а рядом выпячивалась другая его часть. И это происходило на виду у всех, среди лоскутов окровавленной гимнастерки и нижнего белья. Лежал он на грязном, пыльном полу тягача среди запчастей, на куске брезента. Заправить вывалившийся кишечник в рану не удалось. Наложил повязку из нескольких перевязочных пакетов поверх раны и петель кишечника, укрепил их полотенцем и завернул все это сверху вокруг живота и спины бинтами. Во время перевязки он был в сознании, просил отправить письмо и все сожалел, что никакой пользы не успел принести, даже ни одного немца не убил, а сам должен умирать. Сделал ему инъекцию морфина, бережно на плащ-палатке его сняли с тягача и отнесли в ближайший пункт сбора раненых. Все наши машины стояли, пока занимался раненым. Танки ушли далеко вперед. Воропаев все торопил меня.

Наконец, мы поехали по следу прошедших танков. Это был мой первый настоящий раненный в бою. У меня дрожали руки, и перед глазами все стоял не поддающийся вправлению кишечник. Почему он не вправлялся в брюшную полость? Все ли правильно я делал? Надо было обмыть петли кишечника стерильным теплым физраствором, обработать раневую поверхность перед вправлением. Но как поступить в таких условиях? Его бы доставить в специализированное лечебное учреждение в ближайшие часы, но практически это невозможно. Я понимал, что такой раненый погибнет на ближайших этапах эвакуации. Что я не сделал, что мог бы сделать для него? И что смогу сделать для других в этом аду?

Мы уже овладели тем, что было раньше станцией — разъездом 74-й километр. Бои шли восточнее железнодорожного полотна или того места, где проходила железная дорога, ибо рельсы со шпалами были выворочены, разбросаны вокруг и деформированы. Постройки станции почти все разрушены и горели. Машины стояли за развалинами длинного здания из кизячных блоков — бывшего угольного склада.

На участке небольшой, нами пройденной дороги лежали подбитые и исковерканные автомашины, танки, орудия. Часть из них горела. Лежали трупы, раненые. В котлованах, воронках, за подбитыми машинами — группы раненых и оказывающие им медицинскую помощь медики. Мы не останавливались, ибо нашей задачей было следовать за нашими танками.

Когда шли по оборонительной полосе противника, взору нашему предстала еще более ужасная картина молоха войны. На перепаханной снарядами и бомбами земле лежала исковерканная, вывороченная грудами военная техника: танки, орудия, автомашины, военное имущество.

Особенно много лежало трупов в серо-зеленых мундирах, темно-серых касках. Много, много трупов в разных позах висели на искореженной технике, лежали под ней, на земле. Гитлеру бы посмотреть на своих вояк. Вперемешку стояла и подбитая наша техника. Все горело, дымилось. Тошнотворный запах горелого человеческого мяса. Местами встречались пункты сбора раненых, где работали наши медики. Раненых немцев не встречал. Не видел здесь и пленных.

Невдалеке еще шел очень упорный бой. Немцы оказывали сильное сопротивление. У железнодорожного полотна стоял один из подбитых наших танков. Из люка вывалились два танкиста, ползком добрались к нам. Руки и комбинезоны их были в крови, но они не ранены. Доложили, что башня танка прошита снарядом насквозь и в ней лежит командир. Машина застряла на насыпи, так как снарядом разорвало одну гусеницу. Один из них, все заикаясь, повторял:

— Командира там насквозь, прямо насквозь там командира…

Воропаев дал команду водителю тягача Цветкову Саше оттащить танк с насыпи в укрытие. Вместе с двумя танкистами зацепили танк тросом, но буксировать его не удалось. Он несколько развернулся по уцелевшей гусенице, а катками другой стороны, на которой была сорвана гусеница, врезался в землю. Перевязали трос, и немного удалось оттащить его ниже железнодорожного полотна, где и остался стоять.