Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Вражеская авиация, артиллерийские снаряды врага вносили коррективы, выводили из строя переправы. Графики их работы нарушались, сроки эвакуации затягивались. Остатки войск, потоки раненых и гражданское население все подходили и скапливались живыми массивами на большом пространстве вдоль Волги. В эту массу вливались прибывавшие свежие войска. Все это бомбилось с воздуха и подвергалось артиллерийскому и минометному обстрелу подходившими к Волге немецкими войсками. Мы уже знали, что в северном районе Сталинграда фашисты более недели назад вышли к Волге, хотя официально об этом не говорилось и не писалось, и Совинформбюро пока ничего не сообщало.

Шли разные толки. Командование ничего не сообщало. Газет не читали, их не было. Поговаривали, что немцы заняли большую часть города и многие наши дивизии обороняются в окружении.

Противник пытался опрокинуть в Волгу войска и в нашем районе. По его наступательным действиям мы это чувствовали. Как же мы выберемся отсюда и успеем ли?

Нас ждали танки и личный состав за Волгой. Но в первую очередь необходимо эвакуировать раненых. Это будущие воины, опытные и обстрелянные. Многие из них нуждались в квалифицированной и специализированной медицинской помощи и погибали из-за отсутствия ее.

Командование бригады моталось по инстанциям с какими-то бумагами, но ничего пока не выходило. Личный состав уже терял веру в возможность переправы. Мы лежали в траншеях и под машинами.

Наш участок периодически подвергался артиллерийскому обстрелу. Некоторые по своему усмотрению и инициативе стали копать возле машин ячейки, небольшие траншеи. Командование роты распоряжений не давало, сами были растеряны. С часу на час ждали команду на выход к переправе. Противник не был виден, но мог в любой момент оказаться рядом. Это подавляло, вселяло неуверенность, страх. Лучше видеть перед собой врага, как это было на разъезде, в Зетах и других местах. Тогда создается большая уверенность в себе, видишь и знаешь, как защищаться.

Рядом лежал Манько. Подошел и присел к нам Костя Наумов.

— Тут нам кости сложить. Ни хрена нам не выбраться. Никак на новую переправу решения добиться не могут. Чихали на нас. Никому не нужны мы, обноски, хлам железный.

— Волгу переплывешь? — обратился ко мне Костя.

— Я совсем не могу плавать, — признался я, — негде было дома и как-то не научился.

— Тогда твое дело дрянь. Я надеюсь переплыть Волгу, если не подколют меня.

— Я как все. Надеюсь, что баржа или паром меня выдержат.

— Надейся, надейся. Все баржи топят. Может, для тебя непотопляемую подберут. Не видел, как баржи тонут?

— Видел. Но больше доходят. Вот только пришла баржа с войсками. Да и на левый берег доходят, особенно ночью. Бывает, и тонут. А что предлагаешь?

— Плавать надо уметь.

— Не умею, не научился. Ты же морской спец. Что предлагаешь?

— Ничего. Такие и тонуть будут.

— Чего каркаешь! — схватился Манько.

— Это он так шутит, сволочь такая. Как его понять? — заметил я.

— Пошутил я. Бросать все надо. Всю эту рухлядь. Плоты поделать или вплавь, держась за камеры от машин, плотики, бревна. На том берегу все новое получим. Кто о нас подумает? Есть поважнее птицы.

— Во дает! Гнилую политику несешь ты, Наумов, — вмешался подошедший Саркисян, — и мы еще нужны. Очень даже. Командованию фронта нужны боевые полнокровные части. От нашего-то огрызка здесь никакого толка, а на той стороне — это танковая бригада, понимаешь?! Основной костяк сохранился, и если ему придать машины с людьми — опять будет танковая бригада! И какая! Уже с боевым опытом, что не валяется под ногами. Нас не забудут. Дойдет очередь — переправят нас.

В это время недалеко последовал ряд взрывов артиллерийских снарядов. Шел обстрел нашего участка. Мы вжались в землю, другие разбежались по ячейкам, траншеям, воронкам.

— Вот сука, уже под самым носом, все прет и прет. Чем его остановить? И переправы разбил. Как перебраться через Волгу? На ковре-самолете? Жди, подадут тебе. Говорил, что вплавь нужно перебраться. Снять колеса с машин и на шинах вперед, — гнул свою линию Наумов.

— Новые переправы наведут, — ответил Саркисян, — много наших войск подходит. Не отдадут немцу город. И нас еще сюда перебросят.

— Готовьте плавсредства: бревна, доски, шины надувайте.

— Никто нам не поможет, мужики. Или тут раздавит, или рыбу отправит кормить, на спасение шансов мало. Видать, такая наша судьба.

— За упокой запели, хватит! Пошли бревна искать. Напилим столбы и скобы набьем, чтобы зацепиться можно было. Если баржу потопит, то хоть за что зацепиться будет и выберемся как-нибудь, — вмешался старшина автовзвода «Крошка», — пошли дело делать!

Сам поднялся, и за ним последовала группа красноармейцев.

— Почему вы так уверены, что благополучно переберемся на левый берег? — спросил я Саркисяна.

— Уверен я или не уверен — это не имеет значения. Люди носы опустили. Надо их взбодрить. Веру нельзя терять, хотя дела и плохи. Чего ты раскис?

— Плавать не умею. Не хотелось бы топором идти на дно.

— Держись какой-нибудь чурки на барже. Смотри, и обойдется.