Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Санитарную машину, с которой прибыл, сразу же загрузили очень тяжелыми ранеными и тотчас нас отправили. Среди них были раненные в живот и грудную клетку. Они нуждались в срочной специализированной медицинской помощи, и их не стали задерживать в медсанвзводе. Были в пути около полутора часов. Эти тяжелые больные скончались в пути от внутреннего кровотечения и шока. Хотя их и укутали в ватные конверты, они еще сильно промерзали. Оставил всех раненых и умерших в ХППГ и убыл в медсанвзвод, куда прибыл уже после обеда. Попили с водителем кипяток из чайника, стоявшего на плитке в палатке, но не согрелись. От обеда ничего не осталось. Пошел в «мужской» блиндаж, где топилась печка и можно было согреться. Присел на ящик, тепло разморило меня и сидя, должно быть, задремал. Разбудил меня Шепшелев. Говорит, что долго тормошил, а я все соплю, но не просыпаюсь.

— Раненых привезли, вставай, помоги сгрузить и подготовить к эвакуации. Ты повезешь.

С трудом встал. Как был в шинели, подошел к ведру, набрал в кружку воды, сполоснул руки, промыл глаза, щеки, нос и вытерся куском бинта. Не помню, сколько суток не снимал шинель. Снял валенки, перемотал портянки, которые сбились комом. Вышел из блиндажа. Дыхание перехватило морозом. Стал помогать сносить раненых. Гасан-Заде осмотрел бегло всех раненых в первой палатке и указал, кого направлять в перевязочную, а остальных распорядился тут же подбинтовать, подправить повязки. У многих повязки, пропитанные кровью, промерзли, их стали менять, что вновь вызвало кровотечение. Так и оставили.

Кому-то надо было поправить или заново наложить шины. Этим занялся я с Шепшелевым. Люба, Майя и Нина работали в перевязочной. Эти раненые поступили из района городского вокзала. В основном это были танкисты, многие с ожогами. Трудно представить, какие муки и страдания они переносили. Горевшая одежда и горевшее тело. Раздеть в такой сильный мороз, чтобы перевязать пострадавшие участки тела, не решались на поле боя.

У некоторых повязки были наложены поверх комбинезонов. Шинели или полушубки поверх повязок невозможно было надеть, и раненые, кроме всего, еще мерзли. Раздевать догола не стали, чтобы не причинять дополнительные травмы и страдания. Подбинтовали, напоили горячим чаем и назначили их для эвакуации. Были тяжело раненные в бедро и живот.

Везти их приказали мне. Погрузили раненых в две санитарные машины, и без задержек мы вышли в направлении Купоросного по знакомой уже дороге. В момент отъезда привезли ужин. Взяли котелки с кашей с собой в кабину и с водителем как-то поели на ходу. Дорого было время для раненых, и мы спешили. Через полтора часа были там. Раненный в живот скончался в дороге. Очень отяжелел один из обожженных. Сдал раненых и умершего в тот же ХППГ. На этот раз меня с водителями накормили горячим ужином. Не смогли отказаться, уж очень хотелось есть.

Благополучно вернулись в медсанвзвод около полуночи. Обратный путь шли быстрее — час с небольшим, несмотря на ночь. Видимость была вполне удовлетворительная — белый снег вокруг, и путь освещала луна.

Пошли греться в «мужской» блиндаж. Там узнали, что южную группировку вражеских войск расчленили еще на две части и добивают. Наши ворвались на территорию вокзала, но были отброшены. Вели бои непосредственно у его стен. Стали сдаваться большие группы немцев в плен. Поздно дошло до них.

Постепенно согрелся, стало клонить ко сну и, должно быть, стал дремать, но зашел доктор Гасан-Заде и сказал, что вызывает меня в «женский» блиндаж бригврач Джатиев. Оказывается, он с вечера прибыл после проведенного лечения по поводу злополучного ранения. Я зашел, доложил. Тепло меня встретил, спросил, как идут дела у меня, и, не дослушав, сказал, что поеду с ним прямо сейчас на командный пункт бригады. Ему надо доложить командиру бригады, что вернулся в строй, а я в обратный рейс повезу раненых. Поедем санитарной машиной. В блиндаже было тепло. Горела лампа «летучая мышь». Сидели медсестра Нина — его жена, доктора Люба и Майя. Нина предложила мне кружку чая, придвинула кастрюлю с сухарями. Джатиев предложил сесть, и я, конечно, не мог им отказать. Они все были без шинелей, в телогрейках. Я попросил разрешения снять шинель. Стало легче спине, пояснице от висевших сумок, ремней. Майя очень устало выглядела, как и все остальные. Видно, только сейчас им удалось всем собраться, отдохнуть, пока прекратился поток раненых, хотя ждали с минуты на минуту.

Но и до сих пор северо-западнее нас в городе раздавались залпы орудий, взрывы — шли бои, и, значит, будут поступать раненые.

— Хорошо у вас, а надо ехать, одевайтесь и в машину, — сказал мне Джатиев. И я вскочил, надел шинель, застегнул ремень с кобурой, поблагодарил их, отдал честь женщинам и вышел из блиндажа в морозную ночь. Все отчетливее раздавалась артиллерийская канонада в северо-западном направлении — в Сталинграде. Не было конца сражению.

Суббота, 30 января 1943 г. Штурм городского вокзала Сталинград-2.