Сталинградцы

На площадке ремонтно-котельного цеха лежало много бронеколпаков амбразур, изготовленных на нашем заводе. Нам дали задание перетаскивать их на передовую, за трамвайную линию. Тащить было недалеко, метров триста, но амбразура весила около тонны и приходилось брать крутую гору, по грязи, в дождь. 10–12 человек с трудом волочили её, подкладывая под низ доски. Передвинешь на несколько метров — и ложись: немцы из миномётов бьют. Бывало, за одну ночь не успевали дотащить до передовой. Где рассвет застанет, там и оставляли амбразуру; а на следующую ночь опять тащили. Днём нельзя было работать — немецкие снайперы выслеживали рабочих. Ночью и то потери несли, каждый раз по два-три человека из строя выходило.

Недели за две мы установили на передовой 25 амбразур, сдали гвардейцам под огневые точки. Передовая в это время крепко держалась в посёлке за трамвайной линией. Но 23 октября немецкие автоматчики просочились на территорию завода, вышли в цех блюминга, чуть было не прорвались к штабу дивизии.

В этот день мы сидели в насадках: нельзя было вылезти из-под печей — немецкие самолёты летали низко над разбитой крышей цеха и стреляли из пулемётов. Ночью наступило затишье. Распространился слух:

— Немцы на заводе.

Мы не верили этому, так как передовая была там же, где накануне. Я пошёл в новосреднесортный цех, посмотреть, что делают наши люди, размещавшиеся в тоннеле этого цеха. По дороге услышал стрельбу. Стреляли в сторону Волги, но потом одна очередь была дана как будто по мне. Вернувшись, я сообщил командиру, что в новосреднесортном цехе какая-то подозрительная стрельба. Он меня успокоил, сказал, что это, наверное, наши бойцы тренируются. А утром, выйдя наружу, мы увидели немцев. Они шли цепочкой по литейной канаве на наш мартен.

Вместе со мной вышел Моргай, молодой парень лет семнадцати. На «Красном Октябре» он новичок был — с Украины эвакуировался. Там где-то в ремесленном училище обучался, а у нас поступил работать в цех касок. Рослый парень, видный из себя, но среди нас, как дитё, был. Один он из всей своей семьи эвакуировался и очень держался за новых товарищей. Особенно с молодым каменщиком Крюковым дружил. Тот тоже семью потерял — погибла во время бомбёжки. Вместе они на Мечетке с немцами дрались, вместе оттуда вернулись и остались на «Красном Октябре» воевать. Дальше эвакуироваться Моргай ни за что не хотел.

Бои на заводской территории. Разведка в цехе.

Стоим, смотрим с ним из-за печи на немцев. Мы — в тени; они нас не видят, прямо на нас идут. Я думаю: как же это так — передовая за трамвайной линией, а немцы уже на мартенах. Моргай испугался, что ребята пропадут, не успеют вылезти из насадок, кинулся за ними под печь. Я чувствую, что страшное что-то случилось, но что — не пойму. Одна только мысль: скорее командиру дивизии сообщить, а то всё погибнет.

Уже два месяца бои шли в Сталинграде, немцы всё время рядом были, но так близко, что лицо каждого разглядеть можно было, мы их еще не видели. Главное меня поразило, что они шагают канавой и разговаривают, показывают на что-то руками, как будто по какому-то делу идут у себя дома, а о том, что мы тут, вовсе и не думают.

Немцы были уже у самой печи, когда я кинулся в противоположную от них сторону, за шихту, и помчался к Волге. За мной — Моргай и еще несколько бойцов, успевших выбраться из насадки. Другие под печью остались.

Прибегаю к генералу Гурьеву в блиндаж, докладываю:

— Немцы на мартене!

Он сидел у столика, осанистый такой, небольшого роста. Смотрит на меня снизу вверх, прищурившись, говорит:

— Надо сейчас же выбить. — И кому-то приказывает: — Пошлите разведчиков на мартены.

Я не знаю, что мне делать, запыхался, отдышаться не могу. Генерал встаёт, накидывает на плечи кожаный реглан, выходит из блиндажа. Иду за ним. Он увидел наших ребят, прибежавших за мной к блиндажу, спрашивает у Моргая:

— А ты откуда такой орёл?

— С Украины, — отвечает Моргай. — Мы — эвакуированные. — Он всегда так говорил: «Мы — эвакуированные», как будто опомниться не мог от эвакуации. Генерал засмеялся и сказал:

— Бегите все к водокачке, к разведчикам, проводите их на мартены и выбейте немцев, а то они еще укрепятся там.

Когда мы прибежали на водокачку, разведчики уже выскакивали из подземелья. Человек пятьдесят их было. Развернулись цепью и пошли на мартены.

— Ну, показывайте же, где вы их видели! — говорили они.

Мы, заводские, сразу почувствовали себя смелее, стали забегать вперед, высматривать из-за углов и балок, где немцы. Злость появилась: как так — в нашем цехе немцы, сейчас вот перебьем их! Моргай беспокоился за товарищей, оставшихся под печами. Торопил всех, говорил:

— Да скорее же, скорее, а то наши там остались, немцы убьют их, — а потом закричал:

— Вон немцы по насадкам ходят!

Они, должно быть, собирались уже осматривать насадки и дымоходы. Мы увидели их в нижнем пролёте цеха, под рабочей площадкой, с которой печи загружаются шихтой. Они уже не цепью шли, а кучками.

Огневая позиция сталинградцев.