В то время, как заявление было подвергнуто критике польским правительством в изгнании, оно открыло возможность изменения в отношениях между Советским Союзом и эмигрантами, а московское обещание переговоров по этническим деталям линии Керзона выглядело, как жест примирения. С советской точки зрения это было умеренное и позитивное заявление по польскому вопросу. Именно так оно и было представлено американскому, и английскому посольствам в Москве. Когда Молотов спросил Гарримана, что он думает о заявлении, посол ответил, что «как заявление советской позиции по польскому вопросу, оно сделано в наиболее дружественном тоне».
15 января лондонские поляки ответили Советам, заявляя свои права в отношении западной Белоруссии и западной Украины, и повторяя своё своё желание сотрудничать с СССР в борьбе против Германии. Это было неприемлемо для Советов, которые заявили, что ключ проблемы находится в признании линии Керзона в качестве польско-советской границы. Представляя предварительное заявление британскому и американскому послам, Молотов заявил о твёрдости советской позиции.
Москва может пойти на сотрудничество с поляками, только если их правительство будет реконструировано и анти-советские элементы исключены. На дополнительной встрече с Гарриманом и Кларком Керром, британским послом, 18 января, Молотов разъяснил, что реконструкция польского правительства по его мнению означает включение поляков, проживающих в Британии, США и Советском Союзе так же, как и активных участников антинемецкого сопротивления в Польше.
Признание линии Керзона и реконструкция правительства в изгнании были постоянной темой советской стороны в переговорах по польскому вопросу, повторяемой Сталиным, и Молотовым в их беседах с двумя послами, и в переписке Сталина с Черчиллем, и Рузвельтом. Сталин с трудом скрывал раздражение тем, что лондонские поляки отказываются договариваться по этим вопросам. «Снова поляки. Это наиболее важный вопрос?» – раздражённо спрашивал Сталин Гарримана, когда встретился с ним 3 марта 1944 года. Усилия Черчилля стать посредником и сделать переговоры приемлемыми для обоих сторон пропали даром.
Сталин прекратил тратить время на это, даже обвинил британского премьер-министра в угрозах силой по отношению к Советам при попытках поставить польский вопрос, неприемлемый для СССР. Во время беседы с Кларком Гейблом 29 февраля Сталин фыркнул и хихикнул при упоминании британских компромиссных предложений, и повторил, что он хочет реконструировать порльское правительство в изгнании, и требует признания линии Керзона. «Этот унылый и раздражающий разговор длился уже целый час. Спорить было бесполезно», – докладывал британский посол.
Одна положительная константа в сталинских и молотовских утверждениях всё же была. Они были готовы рассматривать реконструкцию правительства, что предусматривало включение в процесс польского премьера в изгнании Миколайчика. Как лидер польской крестьянской партии, самой большой в предвоенной Польше, Миколайчик выглядел важной переходной фигурой для формирования широкого представительства в правительстве свободной Польши, с которым Советы смогут работать. По этой причине Сталин сопротивлялся давлению польских коммунистических кругов, желавших сформировать временное правительство на основе польского левого альянса.
Несмотря на бОльшую желательность, левое правительство не рассматривалось, как достаточное для эффективного управления польским народом, который проявлял остаточный национализм, несмотря на то, что политические цели в военное время были достигнуты коммунистами и их социалистическими союзниками. Когда Сталин в конце концов согласился на создание правительства коммунистов и их союзников из польского комитета национального освобождения (РСNL) 22 июля 1944 года, то причиной этого было то, что он нуждался в организации, которой можно было доверить управление польскими территориями, освобождёнными Красной Армией.
Это решение было представлено Черчиллю и Рузвельту 23 июля. Но хотя Сталин говорил, что не считал польский комитет национального освобождения (РСNL) польским правительством, он отметил, что РСNL стал «ядром польского временного правительства, созданного польскими демократическими силами». Дверь оставалась открытой для реконструкции правительства, включая введение в него Миколайчика, но угроза, что обойдутся без него нарастала. В некоторых посланиях Сталин говорил, что он не будет отказываться видеть польского лидера, если он приедет в Москву, как предлагали Черчилль и Рузвельт.