Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

…Кузьмичев, добровольно взявший на себя выполнение теракта, отвечает на вопрос следователя: «На маневрах в поле с Ворошиловым мне встретиться не удалось, так как наша часть стояла в районе Белой Церкви, а маневры проходили за Киевом в направлении города Коростень. Поэтому совершение теракта прошлось отложить до разбора маневров, где предполагалось присутствие Ворошилова».

- Где проходил разбор маневров?

- В Киевском театре оперы и балета, - отвечает Кузьмичев.

- Каким образом вы попали в театр? - спрашивает следователь.

Кузьмичев отвечает: «Прилетев в Киев на самолете, я узнал о том, что билетов для нашей части нет. Комендант театра предложил занять свободные места сзади. Так как я намерен был совершить террористический акт над Ворошиловым во время разбора, я принял меры к подысканию места поближе к сцене, где на трибуне после Якира выступал Ворошилов. Встретив Туровского, я попросил дать мне билет. Через несколько минут Туровский дал мне билет в ложу».

Дальше его спрашивают: «На каком расстоянии вы находились от трибуны?» Кузьмичев отвечает: «Метрах в 15, не больше». И вслед за этим он рассказывает, из какого револьвера должен был стрелять, почему он не стрелял - потому что якобы ему помешали, потому что все присутствующие в ложе его знали и что впереди две ложи были заняты военными атташе и иностранными гостями…

Косиор

: Она несколько сзади, эта ложа.

Ворошилов : Да, она сзади, и эти ложи с иностранными гостями несколько заслоняли ложу, в которой разместился этот стрелок…»

Это извечное российское «преклонение» перед иностранцами, из-за которого сорвалось даже покушение на наркома обороны, могло бы выглядеть комично, но только не для самого Ворошилова. Приятно ли ощущать, что на тебя организовывалась «охота»?

Поэтому понятен его нелестный эпитет в адрес незадачливого террориста: «Через месяц этот наглец, будучи уличен фактами, сознался во всех своих подлых делах…» По этой же причине нарком не может испытывать симпатий и к другим арестованным «товарищам по оружию».

Ворошилов продолжал: «Именно Примаков - этот воспитатель и вдохновитель Кузьмичевых (Кузьмичев был секретарем Примакова. - К. Р.) - является, бесспорно, доверенным агентом Троцкого, его главным уполномоченным по работе в армии. Об этом говорят показания почти всех основных бандитов троцкистов и зиновьевцев. Об этом говорят и Радек, и Сокольников, Пятаков, Смирнов и Дрейцер.

Все они довольно подробно рассказали следственным органам о роли и действиях Примакова. И тем не менее этот субъект запирается и до сих пор не признался в своих подлых преступлениях.

…Какие цели и задачи ставила перед собой эта японо-немецкая, троцкистско-шпионская банда в отношении Красной Армии?

Как военные люди, они ставили и стратегические, и тактические задачи. Стратегия их заключалась в том, чтобы, формируя троцкистские ячейки, вербуя отдельных лиц, консолидируя силы бывших троцкистов и всякие оппозиционные и недовольные элементы в армии, создавать свои кадры, сидеть до времени смирно и быть готовыми в случае войны действовать так, чтобы Красная Армия потерпела поражение, чтобы можно было повернуть оружие против своего правительства.

Тактические цели - это коренная подготовка и проведение террористических актов против вождей партии и членов правительства».

Нарком не изобретает интриги заговора. В своем выступлении он лишь пересказывает признания обвиняемых на прошедшем процессе и материалы следствия: «Пятаков… в своих показаниях по поводу планов Троцкого в отношении Красной Армии заявляет следующее: «Особенно важно, - подчеркивал Троцкий, - иметь связи в Красной Армии. Военное столкновение с капиталистическими государствами неизбежно. Яне сомневаюсь, что исход такого столкновения будет не благоприятен для сталинского руководства. Мы должны быть готовы в этот момент взять власть в свои руки».

И далее Пятаков показывает: «Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо. Война, с его точки зрения, неизбежна в ближайшее время. В этой войне неминуемо поражение «сталинского государства». Он, Троцкий, считает совершенно необходимым занять в этой войне отчетливо пораженческую позицию. Поражение в войне не означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивал на создании ячеек в армии, на расширении связей среди командного состава. Он исходил из того, что поражение в войне создаст благоприятную обстановку в армии для возвращения его, Троцкого, к власти. Он считал, что приход к власти блока, безусловно, может быть ускорен военным поражением».

В этом плане Троцкого не было ничего необычного. Повторим, что он мыслил теми же категориями, какими мыслили большевики в 1917 году, но его тактика включает еще и эсеровщину. «А вот, - продолжает Ворошилов, - как о том говорит расстрелянный террорист Пикель, бывший в свое время секретарем Зиновьева. (Оппозиционер, литературный критик, еврей Пикель Ричард Витальевич. - К. Р.)