Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Спустя более девяти лет, уже в конце следствия по его делу, 10 декабря 1937 года он признается в письме Сталину: «И если хочешь уж знать, то больше всего меня угнетает один факт, который ты, может быть, и позабыл: однажды, вероятно летом 1928 года, я был у тебя, и ты мне говоришь: знаешь, отчего я с тобой дружу: ты ведь неспособен на интригу? Я говорю: да. А в это время я бегал к Каменеву («первое свидание»). Хочешь верь, хочешь не верь, но этот факт стоит у меня в голове, как какой-то первородный грех для иудея».

Ленин несомненно был прав, указывая в «Письме съезду», что в Бухарине есть «…нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал диалектики)». Но он не понимал и логики, и многих других вещей, которые знал и глубоко понимал Сталин. Сам Бухарин позже объяснял обращение к Каменеву тем, что «политическая линия Сталина» «ведет к гражданской войне». Но очевидно, что не заботы о стране или народе волновали панически трепещущее сердце Бухарина, а собственная судьбишка действительно мелкого интригана и ничтожного политика.

Его волновали личные житейские интересы, далекие от политики. В разговоре с Каменевым он почти неврастенически пророчествовал: «Если страна гибнет, мы гибнем. Если страна выкручивается, Сталин вовремя поворачивает, мы тоже гибнем». В этом рассуждении выражена вся «идейная» философия Бухарина.

Он умышленно патологически драматизировал ситуацию, перетягивая «штрейкбрехеров» на свою сторону. Как банальный сплетник, он нашептывал Каменеву: мол, «Сталин распускает слухи, что имеет вас с Зиновьевым в кармане. Он пробует вас «подкупить» высшим назначением или назначить вас на такие места, чтобы ангажировать… Я просил бы, чтобы вы с Зиновьевым одобрениями Сталина не помогали ему душить нас».

Бухарин врал, и Каменев понимал это. Но ему было приятно слышать угодническую лесть. На этой встрече, рассказывал Каменев, Бухарин говорил: «Было бы гораздо лучше, если бы мы имели сейчас в Политбюро вместо Сталина Зиновьева и Каменева… Разногласия между нами и Сталиным во многом серьезнее всех бывших у нас разногласий».

Рождавшаяся мелкая интрига со временем превратилась в большую лужу, в которой завершатся крушением судьбы ее участников. Позиция Бухарина отражала интересы определенных общественных слоев, но в планируемом перевороте ставка делалась не на класс или социальную прослойку, а на отдельных лиц.

Это был верхушечный заговор. Впрочем, являлись ли шаги «любимца партии» такими уж паническими? Наоборот, похоже, что он был уверен в своей потенции. В разговоре с Каменевым он даже самонадеянно перехлестывал. Он утверждал: « Наши потенциальные силы огромны . Рыков, Томский, Угланов абсолютно наши сторонники. Я пытаюсь оторвать от Сталина других членов Политбюро, но пока получается плохо».

У Бухарина «плохо» получалось не только с заговором. Еще хуже дело обстояло с вербовкой сторонников на роли изменников. «Орджоникидзе не рыцарь, - выносит оценку Бухарин. - Ходил ко мне и ругательски ругал Сталина, а в решающий момент предал. Ворошилов с Калининым изменили в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями. Оргбюро ЦК ВКП(б) наше. Руководители ОГПУ Ягода и Трилиссер - тоже. Андреев тоже за нас».

Вряд ли все названные лица жаждали вступать в конфронтацию со Сталиным, но то, что правые в этот период готовились к решительным действиям, подтверждают другие документы. Поэтому происки Бухарина нельзя сбрасывать со счетов как мелкий эпизод. Хотя сам Бухарин и не обладал крепкими бойцовскими качествами, общий симбиоз «правых» являл собой довольно представительный набор фигур. И именно в это время против Сталина уже стал формироваться заговор.

Член Политбюро с 1922 года и председатель ВЦСПС Михаил Томский имел влияние в профсоюзах и ряде центральных наркоматов, и летом 1928 года на его квартире прошло несколько совещаний лидеров правых. На одно из них был приглашен Ягода. В числе присутствовавших находились секретари комитетов партии Угланов и Котов. Заместитель Председателя ОГПУ поддержал позиции «правых».

Позже, на допросе в апреле 1937 года, Ягода показал: «Помню еще совещание на квартире Рыкова, на котором присутствовали, кроме меня и Рыкова, еще Вася Михайлов, кажется, Нестеров. Я сидел с Рыковым на диване и беседовал о гибельной политике ЦК, особенно в вопросах сельского хозяйства».

Но пока эти тайные встречи и разговоры носили лишь прикидочный характер. Они еще не сложились в целостный заговор. Ягода рассказывал следователю: «Как зампред ОГПУ, я часто встречался с Рыковым сначала на заседаниях, а затем дома у него…Личные отношения у меня были также с Бухариным, Томским и Углановым. (Я был тогда членом бюро МК, а Угланов секретарем МК.) Когда правые готовились к выступлению против партии, я имел несколько бесед с Рыковым».