Сталкер-югенд

  Вы просто не понимаете скудным умишком и не представляете убогоньким воображение что такое темнота. Абсолютная. Непроглядная. Без малейшего оттенка серого, означающего где-то за ней существует свет, бессильный пробиться сквозь бесконечную толщу мрака, и потому, здесь, сейчас вокруг темнота. В первозданной ипостаси. Человек боялся темноты. Он боялся саму темноту, боялся сокрытого темнотой, боялся того что в темноте присутствует. И если темнота вокруг человека являлась квинтэссенцией непроглядности, то испытываемые человеком чувства являлись квинтэссенцией ужаса... А ведь когда-то он любил темноту. Он и его женщина. Для него темнота была спасением. Он решался быть более самостоятельным, мужественным, не страшился действовать, не страшился последствий действий. Женщине темнота предавала эпатажности, делала раскованней, отзывчивей на свои и его желания. Они много экспериментировали, не признавая в экспериментах табу и запретов. То, что непременно бы выдал свет, надежно прятала темнота. Она хранила их многие тайны. О! Им было что хранить! Было! Но чего опасаться, когда за них темнота - союзник, учитель и покровитель. Учитель более всего. Человек учился чувствовать свое тело и тело своей женщины, не полагаясь только на зрение. Подключал обоняние, осязание, тактильное восприятие. Контролировал её и свое дыхание, не стеснялся проявлять эмоции, иногда слишком бурно. Не сторонился запахов, необычных и острых, и не пугался их вкуса. Женщина подчинялась ему и в то же время проявляла достаточную самостоятельность, даже нахальство. Разве тогда темнота было иной, чем сейчас? Или это только место?

  Звук заставил вздрогнуть. По полу, залитому водой, шел некто. Не человек. Мягкий шаг сопровождался всплесками натекшего с потолка и стен конденсата и легким, на грани слышимости, цоканьем хищных когтей по шлифованному цементу. Зверь не таился. В отличие от человека, он часть темноты. Он её дитя, её слуга, её раб. Человек завертел головой расслышать. Одно из качеств темноты, усиливать и без искажений передавать тона и полутона шорохов, ударов, скрипов. Колыхнулся воздух и звук изменился. Будто заиграли гамму. До...Ре...Ми... Фа... И она, гамма, служила отсчетом, метрономом страшных шагов. По мере приближения, в звуке, открывались особенные подробности до этого не слышимые. Скорготание железа, чавканье лужиц, скрипы качания оборванных провода. Человек в ужасе выставил руки, защититься, не столкнуться с неумолимо приближающейся угрозой. В лицо ударил порыв сквозняка, перегруженный вонью шерсти, немытого тела, смеси звериного секрета и гнилости.

  Сдурел! Сдурел! Сдурел! - повторял не человек, но человечек, захлебываясь собственным дыханием и сдерживая бешено колотящееся сердце. Кончиков пальцев коснулось теплое и влажное. Язык? Зверь пробовал человека на вкус. Затем легко прихватил один из пальцев клыками. Усилил сжатие. Закричишь? Выдашь себя? Человечек закричал бы дико и длинно. Если смог. Страх закупорил, заткнул глотку. Отдернешь руку? Он не осмелился. Даже когда звуки и ощущения опасности пропали. Сидел, ,,вслушиваясь в кончики пальцев - не коснется ли новая угроза? И продолжал упорно и безуспешно буравить взглядом темноту. Там опасность. Там. Терпеливая и неизбежная. Неотступная и неумолимая. От напряжения на глаза навернулись слезы. Человечек часто моргал. Что это? Что? Оказывается беда ближе. Совсем рядом. Часы! Его выдадут часы! Мертвенно зеленые знаки светились на циферблате. Поспешил рвануть браслет и откинул. Памятная вещь ударилась об решетку и повисла, качаясь маятником.

  Господи! - запаниковал человечек. - Их видно! Видно!

  Часы с задержкой провалилась в слив. Он носил их в память о разлуке, о той которую любил. Придумал, что любил. Он многое напридумывал в своей жизни, сделаться счастливым. В этом он не одинок. Выдумывать проще и легче, чем быть.