Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

Они стояли у окна, вдыхая едкий запах дыма, разносимого ветром, и слушали грохот разрывающихся бомб. Вдруг высоко в небо взметнулся столб пламени, словно кто-то подавал сигнал гигантским прожектором.

Позже, когда они включили фонограф, небо стало желтым, как сера. Самолеты улетели. Город полыхал в огне; воздух, врывавшийся в комнату, обжигал глаза. От него перехватывало дыхание. Но они не закрывали окон и продолжали слушать музыку.

Занимался рассвет. В комнате стало так светло, что Тайхман хорошо видел Хейне. Он неподвижно сидел в кресле, опустив голову. Лицо его выглядело осунувшимся. Тайхман подумал о вежливом маленьком профессоре и матери Хейне, принявшей яд, и о ее семье, погибшей в газовой камере, и испытал острое чувство стыда перед младшим лейтенантом Хейне, который через несколько часов уйдет в поход на подлодке. Неожиданно его пронзила мысль о том, как жестока эта война – даже в самый разгар боев она не казалась ему такой жестокой.

Женский голос на пластинке пел: «Теперь ты справился с тоской…», и Тайхман с удовольствием слушал этот голос. Но когда Хейне встал, чтобы перевернуть пластинку, ощущение ужаса вернулось; музыка отвлекла от тяжелых мыслей ненадолго. Тайхман не знал, хорошо это или плохо. Осталась всего одна пластинка, и «Реквием» закончится.

– То, что мы сейчас делаем, – заметил Хейне, – тоже типично для немцев.

– Что ты хочешь этим сказать? Мы ведь ничего не делаем.

– Вот то-то и оно, – засмеялся Хейне.

– Ты – зануда и софист. Я хочу сказать тебе одно: я буду продолжать воевать так же, как и раньше. И все эти слова о том, что мы проиграем войну, – полная чушь, это все, что я…

– Бедный маленький мальчик. Я сломал твою игрушку.

– Да, сломал, скотина. Раз и навсегда, и можешь теперь убираться в жопу, – огрызнулся Тайхман, стараясь показать, что рассержен. Но ему это плохо удалось, и тут он вспомнил об отце Хейне. – Но что касается твоего отца, Герд…

– Заткнись и спой лучше «Стража на Рейне».

– Сам заткнись! – заорал Тайхман. На этот раз он действительно рассердился. – Кто дал тебе право так со мной разговаривать?

– Но что же мне делать?

Они отмечали отъезд Хейне у Доры. Сразу же после обеда принялись пить. Несмотря на все старания Доры, обед был совсем не таким, как раньше. Они вскоре напились и понесли всякую чепуху. Ближе к вечеру Хейне бросил в лицо Тайхману безо всякого повода с его стороны:

– У тебя нет мозгов – одни кости да мышцы. Поэтому-то ты такой скандалист. Ты всего добиваешься своими кулаками. Ты пытаешься использовать те крохи мозгов, что дал тебе Господь, но их явно не хватает, и ты пускаешь в ход кулаки. Это все, что у тебя есть. Так что хвастаться особо нечем.

– А я и не хвастаюсь.

– Ты похож на Эмиля, только Эмиль был наивнее и скромнее тебя. Он плохо разбирался в жизни, ты – получше; да, иногда ты хорошо понимаешь, что к чему, но последствий предвидеть не способен. Достаточно хорошей свиной отбивной и бутылки вина, чтобы твои мозги отключились. И в этом твоя сила, если хочешь. Многого тебе не нужно. Женщины, конечно…

– Тебе, разумеется, они не нужны?

– Я принимаю их как необходимое зло – то, в чем время от времени испытываешь потребность. Но ты сделал культ из…

– Хватит. Заткнись…

– Ты живешь, развлекаясь. Ничего другого тебе не нужно. Ты – бык. Грубый, полный жизненной силы. И все.

– Это уже кое-что.

– А вкус у тебя, как у…

– Хватит, говорю…

– Нет, я еще не все сказал. Ты – придурок, ты…

– Герд! – заорала Дора.

– Да-да, придурок. И наслаждаешься жизнью, правда?

И прежде чем Тайхман смог ответить, Хейне дважды ударил его по лицу.

– Герд, угомонись, ради бога! – кричала Дора. – Он ведь сделает из тебя котлету.

– Не встревай, – урезонил ее Тайхман. – Ты ничего не понимаешь.

– Но ты, ты… – прокричал Хейне и упал на свой стул.

Тайхман вел себя так, как будто ничего не произошло.

Чуть позже Хейне исчез. Тайхман решил, что ему стало плохо, и пошел его разыскивать. Одна из девушек Доры сказала, что он отправился домой. Тайхман ушел от Доры после полуночи.

Он добирался до Бланкенезе целых два часа. Дверь была закрыта, и это ему не понравилось; это означало, что Хейне еще не вернулся. Отперев дверь, он стал на ощупь искать свечу, которую они оставили в коридоре, – после вчерашнего налета в городе не было электричества. Но он не мог найти свечу. «Нет, – уверял он себя, – я не пьян, свеча куда-то пропала». Он пробрался в темноте в комнату Герда. Открыв дверь, увидел огарок свечки, догоравшей на полу посреди комнаты. «Герд здесь, – подумал Тайхман, – он, наверное, так напился, что забыл загасить свечу». Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. От дуновения ветерка свеча погасла, но он успел увидеть Герда, который висел у стены напротив двери, там, где раньше была прибита книжная полка.

Он зажег спичку. Хейне повесился на ремне от меча. Он продел один конец ремня в пряжку; потом прожег в нем дырку и повесил его на гвоздь, сняв со стены книжную полку. Ремень был сделан из хорошей довоенной кожи; дырка даже не растянулась после того, как Хейне, встав на полку, просунул голову в петлю и отбросил полку ногой.