Стальной дрозд

Это Жильон. Его голос, вкрадчивый и вместе с тем властный. Не приведи Триединый иметь его во врагах. Тут и т’Исельн дель Гуэлла, начальник имперского тайного сыска, покажется белым и пушистым, просто домашним котенком каким-то. Жильон, казалось, всегда знал истину. Он не давал себе труда доказывать вину обвиняемых. Для него она была столь же очевидной, как и восход солнца на заре и двух лун вечером.

– Да-да… – рассеянно кивнул Берельм. Вернее, теперь Дольбрайн. Оглянулся на соратников. Гуран застыл у спинки кресла Фланы. Нерельм и Крюк стояли особняком, словно стараясь показать, что не выделяют никого из соправителей. Жильон, верный Жильон здесь, рядом. Протяни руку и ощутишь его крепкое плечо. Только почему-то прибегать к его помощи и поддержке хочется все меньше и меньше в последнее время. – Начинаем.

Посол Вельсгундии вышел вперед, поклонился правительству, потом народу Аксамалы. Было видно, что последний поклон дался ему с немалым трудом. Дворянин склоняет голову перед чернью и мещанами. И все же господин т’Клессинг фон Кодарра, дядька нынешнего короля Вельсгундии, пересилил себя. Ничего, у послов работа такая. Хочешь и дальше ею заниматься, смиряй гордость. А со слов Гурана Дольбрайн знал, что у т’Клессинга руки по локоть засунуты в королевскую казну и отказаться от прибыльного местечка для него будет смерти подобно.

Правитель милостиво кивнул, разрешая послу прочесть послание от короля т’Раана, что тот и не замедлил сделать, немилосердно растягивая слова, скрипя старческим голосом, источавшим странную смесь желчи и меда. Меда для них – Дольбрайна и Фланы, а желчи просто так, по привычке, просто по-иному он не может уже много лет.

Берельм слушал вполуха. Все равно его величество т’Раан отделался общими фразами о дружбе, которая насчитывает много веков истории и должна продолжаться и впредь, ничего не значащими соболезнованиями (хотелось бы верить, что они искренни) и прочей положенной по этикету ерундой. Польза от союза придет потом, когда выработаются правила торговли и размер взаимных пошлин, заложены будут основы военного сотрудничества, дипломатической поддержки, приняты законы о взаимной выдаче преступников и тому подобное. Интереснее было наблюдать за гримасами костистого лица т’Клессинга, оказавшегося в затруднительном положении. Он привык читать королевские письма, глядя в лицо правителя-адресата, а здесь его взгляд метался от рыжих кос Фланы к ровно подстриженной бородке Дольбрайна и обратно. Да еще успевал ожечь Гурана – посол еще не решил, радоваться ему или горевать, что его соплеменник входит в правительство Аксамалы, да не кем-то там, а военным министром…

– И в заключение, позвольте мне передать уверения в глубоком почтении и братском расположении моего правителя, его королевского величества, сюзерена Вельсгундии и Южной Гералы, а также выразить надежду о дальнейшем укреплении добрососедских отношений, и да… – Посол замолчал, но Дольбрайн знал, о чем он умолчал. Обычно все такие заявления вельсгундцев заканчивались привычным: «…и да сгинут проклятые итунийцы». Но посол Итунии тоже присутствовал в толпе, и Клессинг сдержался, дабы не бередить лишний раз вражду.

Посол шагнул вперед, протягивая свернутую в трубочку и перевитую цветным шнуром с гирляндой сургучных печатей грамоту.

Дольбрайн и Флана подставили ладони одновременно.

«Младоаксамалианцы», стоящие на помосте, замерли и затаили дыхание.

Т’Клессинг замешкался на миг. И вложил письмо т’Раана в руку Фланы.

Дольбрайн, улыбаясь через силу, сжал до хруста зубы, услышав за спиной горестный вздох Жильона и довольный смешок Гурана.

Глава 12

Антоло стоял на верхушке холма. Ноги так и чесались… Еще когда он учился в университете, то, волнуясь перед экзаменами, бегал из угла в угол, вызывая смешки друзей – могучего увальня Емсиля, верткого кривоногого Бохтана, бесшабашного Летгольма, задумчивого и спокойного Гурана и разгильдяя Вензольо. Где они теперь? По крайней мере о троих табалец знал точно – умерли, отправились в чертог Триединого ожидать остальных друзей.

Тьфу ты! Разве можно такие мысли допускать, когда на тебя пялится добрая дюжина ординарцев с вестовыми, а кроме того, четверо помощников согнулись у складного столика, на котором развернут лист плотной бумаги с набросками местности? Впрочем, пускай благородные господа – кондотьер Наоло дель Граттио, полковник имперской пехоты Гилль дель Косто, граф Энзимо ди Полларе и старый отставной генерал, возомнивший себя спасителем Табалы, Фирламо делла Нутто – мудрят, переставляя разноцветные фишки и втыкая то здесь, то там флажки, означающие различные части табальской армии и войска завоевателей. Да кто бы мог подумать еще год назад, что Барн пойдет войной против соседней Табалы?! Не было в Сасандре провинции, населенной более миролюбивыми и уравновешенными людьми, а вот поди ж ты, дождались!

У самого Антоло не возникало желания горбиться над картой местности.

К чему?

Ведь долина и так лежит перед глазами.