Стальной дрозд

– Как ты думаешь, – прервала молчание правительница, – литийские купцы приведут суда ближе к лету?

– А! Что? – вскинулся Гуран. – Литийские? Не знаю… А зачем нам торговля с Литией? Обычно они нам не продают ничего… Только покупают у вельзийцев и каматийцев зерно, вина.

– А нам и не важно, чтобы у нас покупали или продавали. Все равно город будет иметь с торговли и с таможенной пошлины, – рассеянно пояснила Флана и вдруг нахмурилась. – А ведь ты не для того сюда пришел, чтобы со мной о торговых делах говорить! Угадала? Быстро признавайся, с чем пожаловал! – Она притопнула каблучком.

Гуран снова вздохнул. Поежился. Откашлялся. Открыл рот… И опять закрыл его.

– Эй, ты чего? – Флана подалась вперед. – Гуран! – Ее голос щелкнул, как плеть-семихвостка. – Быстро признавайся! Все равно ведь узнаю.

– Узнаешь, конечно, – сокрушенно тряхнул головой молодой человек. – Сообщат, не помедлят.

– О чем сообщат?

– Эх! – Вельсгундец махнул рукой, бросаясь в признание, словно в омут головой. – Вчера ночью совет был…

– Министров?

– Ну да… Правительство собиралось.

– А почему меня не позвали?

– Так и меня сперва звать не хотели.

– Заговор? – Зеленые глаза Фланы сверкнули.

– Что ты! – Гуран усмехнулся, но потом задумался. – А ведь, пожалуй, и правда заговор…

– Против кого?

– Тебе решать.

– Не поняла…

– Абрельм, чародей наш, предложил выдать тебя замуж за фра Дольбрайна.

– То есть как это? – Флана непонимающе заморгала.

– Ну, как… По закону. Все как положено. С оглашением, с помолвкой, со жрецами Триединого…

– Да я не про это! – Она скомкала какую-то расписку. Потом, одумавшись, расправила ее, разгладила пальцами на столе. – Почему меня не спросили?

– Спросят. Сегодня. Я предупредить пришел. – Гуран ущипнул себя за ус и вдруг заговорил быстро, сбиваясь и запинаясь: – Нет, конечно, если ты против…

– А я должна быть против?

– Ну, не знаю… Твое мнение тоже важно. По крайней мере, я так думаю.

Флана помолчала немного. Спросила, откидываясь на спинку кресла:

– А остальные?

– Нерельм считает, что брак между соправителями сделает их одним полноценным правителем. Крюку все равно, но он настаивает, чтобы кто-либо из вас стал императором. Ну, или императрицей… Жильон уверен, что тебя нужно вообще отстранить от управления. Его любимая поговорка: «Волос долог – ум короток». Он говорит, что если чернь хочет видеть тебя символом свободной Аксамалы, то нельзя запрещать им. Но твое участие в жизни Аксамалы должно быть ограничено появлением на помосте во время праздников и раздачей милостыни нуждающимся. Абрельм… Ну, Абрельм-то это и предложил. Обосновал очень дотошно. «Младоаксамалианцы», мол, теряют доверие и любовь народа, а тебя едва ли не боготворят.

– А Дольбрайн?

– Дольбрайн? А что Дольбрайн… Он в последнее время живет, словно не от мира сего. Твердит, что мечта о благе обернулась разрухой и неисчислимыми бедами. Подыскивает объяснения, почему именно императорская власть для Сасандры больше подходит, нежели народовластие. Приказал отстроить храм Триединого взамен разрушенного вместе с Верхним городом и мечтает помолиться там.

– То есть он не возражал?

Гуран отвел глаза:

– А кто в здравом уме и трезвой памяти возражал бы?

– Против императорской короны?

– Против женитьбы на тебе.

– Да?

Вельсгундец промолчал, глядя в стену.

Флана поднялась, подошла к окну. Во двор размеренно шаркал метлой мэтр Гольбрайн. Ученый, можно сказать, мировая величина, а посвятил себя поддержанию чистоты и порядка. Сказал, что больше некому. Раз дворники отправились строить светлое будущее, то профессорам только и остается, что взять метлы в руки. А наука подождет. Не так уж важна астрология для жизни города. Голодных она накормить не поможет, замерзших не обогреет и на городские стены не поднимется, чтобы отразить врага. Он наотрез отказывался составлять гороскопы, хотя его много раз просили. Министры уговаривали его посчитать благоприятное расположение звезд, чтобы заниматься торговлей, политикой, военным делом. А кое-кто приходил просить о личном гороскопе, сулил большие деньги, власть, почет и уважение. Гольбрайн смеялся в ответ и лишь покрепче сжимал черенок метлы сильными пальцами.

Лишь избранные знали, что по ночам он поднимается на площадку для наблюдения за светилами, наводил секстан на звезды Лумор и Го-Дарит, Рай-Шум и То-Хан, тщательно по таблицам сверял фазы Большой и Малой Лун. О результатах своей работы он не рассказывал никому, отмалчивался или отшучивался…

Значит и ей, Флане, не приходится ждать помощи и совета от астролога. Нужно решать самой.

– А скажи мне, Гуран, я имею право отказаться? Или…

– Пусть попробуют лишить тебя этого права! – Плечи вельсгундца напряглись. – Не для того мы провозглашали гражданские свободы и права человека.

– Понятно. Спасибо, Гуран. Я всегда верила в тебя.

– Так что передать Дольбрайну? – Молодой человек встал, поправил перевязь с мечом.

– Передай ему… И всем остальным «младоаксамалианцам»… Передай им, что я согласна.

– Согласна? – Глаза Гурана округлились.