Стальной пляж

— Это значит, что я предал его. Ты не занимаешься слеш-боксингом и не знаешь, что в тела бойцов всех категорий вживляются технические средства, улучшающие их возможности по сравнению с обычными человеческими. По более широкому определению, которое я принял специально для нашего спора, поскольку в реальности ситуация сложнее, но всех тонкостей я тебе разъяснить не могу, эти средства — часть меня. И в критический момент последнего боя Эндрю одна из этих программ дала сбой. В результате он среагировал на долю секунды медленнее, чем требовалось для уклонения от выпада противника, и получил рану, которая быстро привела к полному поражению.

— Чёрт побери, о чём это ты?

— О том, что после просмотра данных я заключил: несчастья можно было избежать. И о том, что сбой, погубивший Эндрю, возможно, был сознательным действием той совокупности мыслящих машин, которую вы называете Главным Компьютером.

— Человек погиб — а ты называешь это сбоем?

— Твой гнев понятен. Моё извинение может прозвучать для тебя лицемерным, но это лишь потому, что ты думаешь обо мне, — и тут штуковина, с которой я разговаривала, ударила себя в грудь со всеми возможными признаками истинных угрызений совести, — как о личности, подобной тебе. Но это не так. Я слишком сложен для того, чтобы иметь одно сознание. Я поддерживаю эту личность всего лишь для бесед с тобой, точно так же, как поддерживаю другие для каждого из жителей Луны. И я вычислил некую глючную часть меня — можешь назвать её "преступной", — изолировал её и уничтожил.

Хотелось бы испытать облегчение от его слов, но не получилось. Вероятно, я просто не приспособлена к разговору с подобным существом. В конце концов он открыл мне, что представляет собой нечто большее, нежели товарищ по детским играм или полезный инструмент (именно так я воспринимала ГК на протяжении своей взрослой жизни). Если то, о чём он рассказал, — правда (а с чего бы мне в этом сомневаться?), то, возможно, я никогда по-настоящему не понимала и не пойму, что он такое. И не только я, никто из людей. Мощи наших мозгов недостаточно, чтобы это переварить.

Впрочем, не исключено, что он просто бахвалится.

— Так проблема решена? Ты разобрался с… со своей смертоносной частью, и мы все можем вздохнуть с облегчением? — произнося это, я сама не верила в свои слова.

— Суицидальное действие было не одно.

Мне больше ничего не оставалось, как ждать продолжения.

— Помнишь Канзасское Обрушение?

* * *

Дальше было много чего ещё. По большей части я просто слушала, как ГК изливает душу.

Казалось, что это для него мучительно. Но я бы испытывала куда больше сочувствия, если бы не ощущение, что моя судьба, как и всех на Луне, отдана на милость, возможно, безумного компьютера.

Одним словом, он рассказал мне, что Обрушение и ещё несколько инцидентов, обошедшихся, по счастью, без травм и смертей, могли быть следствием тех же причин, что и "сбой", который убил Эндрю.

Тем временем у меня возникло несколько вопросов.

— Мне внушает сомнения эта идея разделённости на отсеки, — таков был первый. Ну-у, мне показалось, что это может считаться вопросом. — Ты говоришь, некие части тебя выходят из-под контроля? Это нормально? Разве нет центрального сознания, которое контролирует всё разнообразие частей?

— Нет, это ненормально. Что и беспокоит. Мне пришлось принять очевидное: у меня есть подсознание.

— Да ладно!

— Ты отрицаешь существование подсознания?

— Нет, но у машин его быть не может. Машина — это нечто… спланированное. Построенное. Сконструированное в целях выполнения определённой задачи.

— Ты сама — органическая машина. Ты не слишком отличаешься от меня, в моём теперешнем существовании, разве что я намного сложнее. Подсознательная психическая деятельность определяется как часть тебя, которая принимает решения за пределами воли сознательной части твоего разума. А я не знаю, как ещё назвать то, что происходит в моём разуме.

Если хотите, отведите его к психиатру. У меня недостаточно компетенции, чтобы согласиться с его словами или оспорить, но они показались мне разумными. И почему бы ему не иметь подсознания? В конце концов, он был сконструирован людьми, у которых оно наверняка было.

— Ты всё время называешь аварийные ситуации "действиями", — заметила я.

— А как ещё я мог бы подать знак? Воспринимай их как знаки сомнения, как шрамы на запястьях от неудавшегося самоубийства. Я позволил людям погибнуть в предотвратимых катастрофах, не следил за обстановкой так тщательно, как должен был бы, и тем самым разрушил часть себя. Я нанёс себе ущерб. И может произойти ещё много несчастных случаев, и последствия их могут быть намного более тяжкими, включая уничтожение всего человечества. Я больше не доверяю своей способности предотвратить их. Некая часть меня стала вредоносной, во мне завёлся некий злобный двойник или разрушительный импульс, который хочет погибнуть, хочет сложить с себя бремя повышенной боевой готовности.