— Не знаю, как я узнала, что у моих друзей дома так не принято, наверное, начала рассказывать им и что-то заметила: как изменилось их отношение, как они начали ужасаться, — что-то, что заставило меня заткнуться и молчать по сей день. Но то, что творилось, продолжалось год за годом, и я хотела было выдать его полиции, знаю, ты удивляешься, почему я этого так и не сделала, но он был моим отцом и любил меня, и я думала, что люблю его. Но мне было стыдно за нас, и когда мне исполнилось двенадцать, я пошла и… удалила свою… избавилась от неё и зашилась наглухо, чтобы он больше не лез в меня, и я знаю, что уполномоченная по правам несовершеннолетних, которая разрешила мне сделать это, несмотря на папины возражения, догадывалась, в чём дело, потому что она всё время говорила, что я должна выдвинуть обвинения, но всё, чего я хотела, это чтобы он остановился. И он отвалил, с того дня больше ни разу меня не касался, даже разговаривать почти перестал, раз уж на то пошло. Так что я не знаю, почему некоторые женщины предпочитают общество других женщин, но я — поэтому, потому что не могла выносить самцов, и только когда встретила тебя, ну, совсем скоро после того, как встретила, я очень сильно, безумно в тебя влюбилась. Но ты была парнем, и это сводило меня с ума. Пожалуйста, не переживай из-за этого, Хилди, я справилась, я знаю, что есть вещи, которых просто никогда не может быть, и одна из них — чтобы мы были вместе. Я слышала, как ты говоришь о Крикете, и мне следовало бы ревновать, потому что мы с ней занимались любовью — но это было просто так, не всерьёз, к тому же Крикет теперь тоже парень, и я от души желаю вам счастья. Вот моя тайна и раскрылась, и вот ещё одна: я специально подстроила так, чтобы мы немного побыли наедине здесь, в месте, куда я всегда прихожу и всегда приходила раньше, чтобы сбежать от него. Это безнравственно, и я это знаю, но я долго думала об этом и могу с этим жить. Я не буду плакать, не стану умолять, но мне бы хотелось хоть раз с тобой переспать. Я знаю, ты гетеросексуальна, и все, с кем я говорила, знают это о тебе, но я всё же надеюсь, что это не убеждение, а просто предпочтение, ты же меняла пол, ты раньше занималась любовью с женщинами. Но если вдруг это нечто неприемлемое для тебя, когда ты сама женщина, или если, может быть, ты не хочешь или считаешь мою мысль неудачной, ничего страшного, я обойдусь. Мне просто надо было спросить, вот и всё. Я знаю, что говорю как эмоционально зависимая, но на самом деле это не так, я не такая; я переживу всё, что бы ни случилось, и, надеюсь, мы в любом случае останемся друзьями. Вот. Не знала, хватит ли мне духу высказать это всё, но я решилась, и мне уже лучше.
У меня есть небольшой список того, чего я никогда не делаю, и во первых его строках стоит "поддаваться эмоциональному шантажу". Если и есть где-либо худший вид секса, чем трах из жалости, то я о нём не слышала. И слова Бренды можно было принять за самый душераздирающий визг побитого щенка — и, чёрт побери, хоть у неё и есть право вести себя как побитый щенок, я таких щенков ненавижу, мне хочется пнуть их за то, что позволили себя бить… но ни одно подобное слово не сорвалось с моих губ. Молчала и прямая как жердь каланча с сухими глазами, тёмный силуэт на фоне полыхающего неба. Она повзрослела с тех пор, как мы познакомились, и мне подумалось, что это часть её взросления. Почему она выбрала меня, чтобы облегчить душу, понятия не имею, но то, как она это сделала, скорее польстило мне, чем обязало.
Так что я отказала ей. Или отказала бы в совершенном мире, где я действительно не делаю ничего из своего запретного списка. Вместо этого я встала, обняла Бренду и сказала:
— Ты хорошо держалась. Если бы заплакала, я выгнала бы тебя отсюда пинком и пинала бы под зад до самого Кинг-сити.
— Нет, я не заплачу. Хватит уже из-за этого плакать. Тем более что всё уже закончилось.
И она сдержала слово.
Бренда подстроила для нас минутку уединения, не сказав мне о том, что Крикету поручили вести репортаж с празднества в Парке Армстронга. После нашей небольшой романтической интерлюдии — довольно приятной, спасибо, что спросили, — она призналась в своей уловке и в том, что он намеревался улизнуть из парка, едва пройдут первые несколько часов, и мог появиться здесь с минуты на минуту, "так что давай одеваться, ладно?"
Представить не могу, почему я беспокоилась, как бы не напиться раньше Лиз. Она напилась раньше нас всех, начала прямо по дороге в Армстронг и продолжала на обратном пути… как будто у Крикета и без того не хватало причин тревожиться.