Станиславский

«Таганка представляла из себя большой богатый рынок, мало чем уступавший известным московским рынкам — Немецкому и Смоленскому — и далеко превосходивший все остальные. Тут были богатые мясные, мучные и колониальные лавки, где можно было найти все, что могло бы удовлетворить самый тонкий гастрономический вкус. Народ кругом жил богатый, видавший виды, водивший торговлю с иноземцами и перенимавший у них внешнюю „образованность“… Такие фирмы, как Морозовы, Алексеевы, Залогины, Мушниковы, Беловы, Ашукины, занимали одно из самых видных мест в русском коммерческом мире, а они все родились, жили и умирали около Таганки…

Над Таганкой смеялись и в комедиях, и в юмористических журналах, и даже в песенках. А в Таганке жили-поживали да денежки наживали и втихомолку посмеивались над своими „надсмешниками“.

Не могу обойти молчанием одну из лучших, если не самую лучшую улицу в Москве — Алексеевскую… Большая Алексеевская улица начинается у самой Таганки и ведет в Рогожскую, где и оканчивается у улицы Хивы. Малая идет параллельно ей, начинается от середины Большой и выходит на Николо-Ямскую улицу. Большая Алексеевская улица в своем начале очень широка, почти шире всех улиц Москвы. Богатые, великолепные дома делают ее прекрасной улицей.

Здесь нет ни лавок, ни магазинов, ни мастерских, кроме двух золотоканительных фабрик Алексеевых.

Говорят, от этих Алексеевых и улица получила свое название».

На самом деле Алексеевы поселились в Рогожской части после французского разорения 1812 года, а Алексеевская слобода существовала уже в семнадцатом веке. Но так славились в Москве владельцы фабрики и огромного дома, расположенного поодаль, что даже названия улиц были приписаны им. Недаром Алексей Николаевич Толстой в пьесе об Иване Грозном (написанной в середине двадцатого века) выделил в толпе московского люда, собравшегося на Красной площади, голос: «Мы — купцы Алексеевы, нитошники, канительщики…»

Наследственное дело названо правильно: Алексеевы действительно были потомственными специалистами по изготовлению канители — тончайшей золотой и серебряной проволоки, нитей, из которых ткалась парча. Но не было в Москве нитошников, канительщиков Алексеевых ни во времена Грозного, ни даже при Петре Великом; предки их в это время пахали землю, пасли скот, плели лапти при свете лучины. Корни фамилии, династии — в бесфамильном крепостном крестьянстве Ярославщины.

Только в середине восемнадцатого века выделился, вышел из крестьянства некий Алексей Петров, крепостной, принадлежавший помещице Наталье Никифоровне Ивановой. Был он, по семейным преданиям, огородником, торговал вразнос, с лотка горохом в Москве. Семейные предания говорят даже о дисконтёрстве, попросту — о ростовщичестве. Источник обогащения вольноотпущенника Алексея, сына крепостного крестьянина Петра, не установлен; достоверно лишь, что в 1746 году, всего двадцати двух лет от роду, Алексей Петров перечисляется из ярославских крестьян в московское купечество.