Становление

Раньше все, что мы делали, мы делали по заказу со стороны «дрессировщика», то есть энергоинформационного паразита. И на каждое наше действие этим «дрессировщиком» был предусмотрен ответ – в виде поощрения или наказания. Теперь ответов нет – ни положительных, ни отрицательных. То есть когда мы действовали в рамках процесса, организованного и поддерживаемого извне, нас непрерывно что-то подталкивало к действию. А последствия этих действий обязательно тут же давали о себе знать – они не затухали и не исчезали, а, наоборот, даже раздувались, как сплетня среди дворовых старушек. Например, увидели вас эти дворовые блюстительницы нравственности со случайной спутницей, а на следующий день до вас донеслась ничего общего не имеющая с реальностью захватывающая история о ваших взаимоотношениях с этой дамой, а также чудовищный слух о том, что вы в десятый раз женитесь, оставляя сиротами пятерых детей. Вот так же и последствия ваших действий возвращались к вам в колоссально раздутом виде (рис. 2). За незначительное, казалось бы, для вас, но выгодное для энергоинформационного паразита действие вы получали кусок хлеба с маслом и икрой, за невыгодное – все, что угодно, вплоть до повестки в суд.

Рис. 2. Поток событий, поддерживаемый энергоинформационным паразитом, стократно плотнее естественного

Теперь мы с вами вырвались из рамок любых общественных процессов, организованных энергоинформационными паразитами. Мы – сами по себе. Вот почему действия, которые раньше приносили результаты, теперь как будто тают, уходят в песок без всяких последствий.

Мой близкий друг, профессиональный автор-исполнитель популярных песен, имел успех и известность, разъезжал с гастролями по стране, собирал полные залы, получал неплохие гонорары. Но его мучили некоторые болезни, тяготили семейные неприятности, да и какое-то чувство неудовлетворенности не покидало. В общем, ум метался, дух томился. А потому систему навыков ДЭИР он воспринял с восторгом и с энтузиазмом начал ее осваивать. Очень быстро достиг больших успехов. Жизнь его обрела новые краски, неприятности начали восприниматься легче, а потом и вовсе как-то растворились, дела со здоровьем пошли лучше… И все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. Один раз мой друг пришел ко мне, чтобы поделиться своими сомнениями.

– Знаешь, Дмитрий, я и тебя, и твою систему очень уважаю. Но ничего понять не могу, такие странные вещи со мной происходят. Раньше все мои песни воспринимались на ура. Я как-то чувствовал, чего народ хочет от меня, что ему требуется. Выдавал очередную песенку – и ее сразу раскручивали по радио и на концертах хорошо принимали. Теперь вроде все то же самое делаю – но никакого эффекта. Народ какой-то равнодушный стал.

– А когда тебе что-то не удается, – спрашиваю, – тогда общество реагирует как-нибудь?

– Тоже никак, вот в чем вся и штука! Ты помнишь, какой скандал был в прессе, когда я в позапрошлом году провалился в Челябинске? Раздули такое из пустяка! Как меня только не клеймили… И ты представляешь, ведь со мной только что нечто подобное произошло – но никто ни звука, как будто не заметили. У меня такое ощущение, что я стал каким-то… прозрачным, что ли. Меня перестали замечать, на меня перестали реагировать! Дмитрий, это ужасно. Я теряю популярность. Помоги!

– Успокойся, – говорю, – популярность у тебя будет еще почище прежней, это я тебе гарантирую. Если ты, конечно, поймешь одну вещь. Раньше ты плясал под дудку энергоинформационного паразита. «Вы хочете песен – их есть у меня», – говорил ты и выдавал народу то, что от тебя требовали. Получал денежки и безбедное существование. Выдавал не то, что требовали, – получал скандал и осуждение. Пойми, ты теперь не должен плясать ни под чью дудку. Ты ведь, извини уж за откровенность, жил по принципу «чего изволите-с?». Теперь пришла пора ощутить себя свободным. Ты теперь сам можешь быть законодателем вкусов. Не ты должен равняться на толпу, а она на тебя. Чего ты сам-то хочешь петь, играть – какую музыку?

Он задумался.

– Ты знаешь, есть у меня в загашнике пара песен… Всю душу в них вложил. Что называется, для себя писал, в стол, не по заказу. Но как-то боюсь я это на публику выносить. Народ не поймет. Ему другое надо.

– А ты попробуй, – говорю. – Попробуй…

Он попробовал. Публика приняла сразу. Пресса сначала была осторожна, а потом все чаще в газетах стали появляться высказывания о моем друге как о талантливом и ярком поэте и композиторе, а не как об авторе банальных шлягеров. Все чаще стали звучать восторженные отзывы о новых гранях его таланта, раскрывших поистине незаурядную творческую личность.