Зрелая совесть.
Джон Дьюи сказал, что совесть – это то, что принимается как имеющее законную власть в управлении поведением. Если совесть человека осуществляет всеобъемлющее руководство всем (или почти всем) его поведением, она, очевидно, может быть названа объединяющей силой. ПринятиеВ главе 6 мы проследили эволюцию совести. Она проходит через много стадий. А люди так устроены, что не только испытывают определенную любовь и нелюбовь, но также любят и не любят себя за свою любовь и нелюбовь к определенным вещам и за совершение определенных действий. Таким образом, совесть – универсальное достояние человека (исключение составляют немногие, отличающиеся моральной тупостью и поэтому называемые
Зрелый человек обладает относительно ясным
Далее, совесть может быть или не быть религиозно окрашенной. Конечно, она будет иметь этот оттенок, если ее владелец в каком-то смысле религиозный человек. Утилитарной, внешней религиозности будет сопутствовать отрывочная и непоследовательная совесть, охотно успокаиваемая самооправданием или, быть может, невротически преследуемая специфическими переживаниями вины. Напротив, внутренне зрелое религиозное чувство сопровождается зрелой совестью, которой свойственна цельность.
Очень интересно отметить, что многие люди (как в приведенном выше исследовании Кларка) чувствуют, что их желание служить обществу побуждает их сильнее, чем осуществление какого-то религиозного назначения. Следовательно, мы делаем вывод, что интегрированное чувство морального обязательства обеспечивает объединяющую философию жизни вне зависимости от того, связано оно со столь же развитым религиозным чувством или нет [517] .
Психотерапия
Люди, не удовлетворенные своей личностью, могут получить консультацию, психотерапию или психоанализ. Какие цели достигаются с помощью этих средств? До определенной степени каждый терапевт выбирает собственную цель. Хорни, кажется, подчеркивает безопасность и бегство от тревоги, Фромм – преодоление отчуждения от мира и повышение продуктивности, Франкл стремится к увеличению смысла и ответственности в жизни пациента, Эриксон – к перестройке оснований идентичности пациента.
Не обсуждая каждый индивидуально акцентируемый момент, мы отважимся утверждать, что большинство терапевтов стремится к трем целям: (1) снять нежелательные симптомы; (2) приспособить человека к обществу, в котором он живет; (3) усилить переживаемое пациентом чувство благополучия.
Первая цель явно недостаточна, хотя желательна. От устранения симптомов человек фундаментально не меняется (и вообще сомнительно, что можно устранить симптомы, не достигая двух других целей).
Полезность второй цели также вызывает сомнения. Само общество больно несправедливостью, лицемерием и войнами. Зачем же делать так, чтобы пациент испытывал от всего этого удовольствие? И к какому именно «обществу» мы будем приспосабливать пациента: к его социальному классу (делая его провинциалом и лишая стремлений) или к его нации (ограничивая его ви́дение человечества как целого)? Сомнительно, что мы можем принять общество (любое общество) в качестве стандарта для здоровой личности. Общество охотников за головами требует в качестве граждан хорошо приспособленных охотников за головами, но обязательно ли тот, кто отклоняется от групповых стандартов (то есть ставит под сомнение ценность обезглавливания), является незрелой личностью?
Смысл благополучия – это неуловимый критерий. Никто не стал бы утверждать, что надо стремиться к ощущению неблагополучия, но эйфория, счастье и даже «пиковые переживания» дают только мимолетное чувство зрелости. Более того, как ни странно, благополучие может переживаться только по контрасту со страданием. Следовательно, зрелость должна включать определенную квоту страдания, если его удается преодолеть.