Становление личности. Избранные труды

Хотя многие философы, как и Эмпедокл, равно подчеркивали силы любви и ненависти в процессе жизни, заметна тенденция многих из них рассматривать ненависть и сопровождающую ее агрессию как нечто более фундаментальное. Такова была точка зрения влиятельного Гоббса. По его мнению, смертных сама их природа побуждает стремиться к чести, первенству и славе. Больше всего нас влечет «…вечное беспокойное желание все большей и большей власти, которое прекращается только со смертью». Это «состояние природы» ведет всех людей к агрессии друг против друга, осуждению окружающих людей и восприятию их как ущемляющих наши интересы. Вызвать ненависть, отвращение и подозрение гораздо легче, чем любовь и верность, ибо разве не являются двумя фундаментальными страстями человека тщеславие и страх? Конечно, законы, обычаи и религия могут устанавливать ненадежный и нелегкий контроль над нами с помощью страха; но человеческое тщеславие преодолевает эти ограничения. Так как, согласно Гоббсу, каждый хочет, чтобы другие ценили его так же высоко, как он сам себя ценит, вступает в действие жестокая конкуренция. Люди воистину равны в одном отношении: все они высоко ценят себя.

Более современный автор, французский биолог Феликс Ле-Дантек идет еще дальше: он провозглашает эгоизм единственным краеугольным камнем нашего социального здания. Тот, кто заявляет о любви к ближнему, – лицемер. Маккиавелли, Ларошфуко, Шопенгауэр и Ницше, – все усматривают неизменный эгоизм в человеческой природе. По их мнению, в конечном счете существует только одна форма любви – любовь к себе. Если это базовое допущение правильно, перспективы улучшения человеческих взаимоотношений туманны. Рационализируя нашу любовь к себе, как нам хочется, мы остаемся обманщиками. Человеческие взаимоотношения нельзя улучшить, их можно только приукрасить.

Итак, нет ничего важнее, чем узнать, верен или ошибочен этот взгляд на человеческую природу. Конечно, некоторые моралисты провозглашали его ошибочность. Юм, например, облил презрением принцип, гласящий: «…Вся доброжелательность – просто лицемерие, дружба – обман, забота об общественных интересах – фарс, верность – ловушка». Согласно Юму, в человеке есть базовая социальность, порождающая способность к подлинной симпатии и доброжелательности. Шефтсбери, Адам Смит и Кропоткин согласны с этим. Но мы мало что получим, цитируя высказывания почтенных авторитетов «за» и «против». Важнее, что сегодня мы стали со здоровой критичностью относиться к своим собственным мотивам. Мы не хотим впустую болтать о любви, если любовь к себе лежит в самой основе нашего поведения, или если симпатия – всего лишь маска для агрессии. За этот дар самокритичности мы, главным образом, должны благодарить Фрейда.

Но картина человеческой мотивации Фрейда, хотя не столь простая, как у Гоббса, в основе похожа на нее: у всех нас есть первичный инстинкт, направляющий к смерти и разрушению. Агрессивные побуждения, следовательно, так же естественны, как выброс горячей лавы из вулкана. Параллельно этому разрушительному побуждению существуют жизненные инстинкты, представителем которых является сексуальное влечение. Взятое само по себе, это влечение может рассматриваться как конструктивное и вплетенное в социальные взаимоотношения. Фактически лучшее, на что можно надеяться, это то, что по мере развития сексуальной жизни ребенка либидозные влечения будут так или иначе нейтрализовать разрушительные силы в его жизни.

Но увы, два инстинкта (разрушение и секс) часто сливаются. Агрессия тесно связана с каждой стадией развития сексуальности и, согласно теории Фрейда, оказывается необходимой для того, чтобы сексуальные импульсы достигали своей цели. Это слияние так сильно, что все наши добрые человеческие отношения, включая доброе руководство, добрую волю, религию и наши добродетели вообще, лучше всего рассматривать как простые «сублимации» – просто случайные побочные продукты секса и агрессии. У Фрейда не больше, чем у Гоббса, указаний на то, что аффилиативное желание может быть базовым в человеческой природе.