Становление Себастьяна

— Извините? — он ахнул.

— Я полагаю, что ты имеешь в виду «Травиата»[1], когда говоришь, что тебе нравится Верди. Или может быть «Аида»?[2] «Риголетто»[3]?

Он выдохнул в понимании.

— Да, все они.

— Я думала, что мальчики-подростки слушают только тяжелый рок, — поддразнила я его.

Он выглядел оскорбленным, и я пожалела о своем комментарии. По-видимому, он пытался впечатлить меня.

— Я рада, что тебе нравится опера, мой отец любил ее.

— Я помню. Я помню, как вы с ним пели оперу на кухне.

— Правда, ты помнишь это?

Он кивнул, серьезно.

— Я помню все.

Я вздохнула.

— Это был грандиозный визит, когда папа приехал погостить.

Себастьян улыбнулся.

— Да, он был веселый. Мы взорвали много вещей.

Я закатила глаза на воспоминание.

— Да, Дэвид не был счастлив по этому поводу.

Я не могла сказать, почему я упомянула Дэвида.

Себастьян нахмурился.

— Как ваш отец?

И болезненное воспоминание пронзило меня. Мой дорогой отец, лежащий сморщенный и в муках, крошечный и беспомощный в больничной кровати; морфий был не в состоянии смягчить боль от рака, который полностью его уничтожил.

— Он скончался два года назад.

Я едва могла выговорить слова, застигнутая врасплох сокрушительной силой воспоминания. Я чувствовала слезы жгут мои глаза. Нелепо, я ругала себя.

— Мне жаль. Я не знал, — прошептал Себастьян.

Он выглядел так, будто хотел сказать что-то другое, но теперь я желала, чтобы его здесь не было. Я от всей души жалела, что предложила ему пообедать.

— Спасибо за помощь утром, Себастьян. Это, правда, было очень заботливо с твоей стороны, но я настаиваю на том, чтобы ты, как только мы поедим, пошел и занялся учебой. Я не хочу доставлять тебе еще больше проблем.

Он надулся, вдруг выглядя на свой возраст. Мне захотелось рассмеяться, но я, в самом деле, не хотела задеть его чувства. Особенно, когда он был таким полезным. Я сменила тему.

— Ты собираешься заниматься серфингом со своими друзьями в ближайшее время?

Он вздохнул.

— Может быть. Мне придется позаимствовать доску.

— Ох, что случилось с голубой доской?

— Отец испортил ее: переломив пополам. Сказал, что я не должен больше тратить время на серфинг.

Он сказал слова обычным тоном, но я слышала злость и боль под этим, я помнила угрозу его отца на барбекю.

— Это ужасно. И это моя вина. Я никогда не должна была говорить...

Он прервал меня, сказав мягко:

— Кэролайн, это не твоя вина, что мой отец — садистский ублюдок.

От его слов моя рука подлетела ко рту; глаза остановились на нем.

— Мне жаль, — мои слова были неотчетливые и сказаны шепотом.

Он пожал плечами.

— Ничего страшного. Я привык к этому.

— Я должна купить тебе новую доску, Себастьян. Вот и все.

Я пыталась поднять настроение.

— Спасибо, Кэролайн, но это не требуется. Я всегда могу одолжить одну из досок Чеса. Его отец тоже занимается серфингом.

— Ну, позволь мне подвезти тебя домой, после того, как мы поедим. Это меньшее, что я могу сделать.

Он улыбнулся мне, и напряжение исчезло.

Я нарезала немного моцареллы и помидоров, порезала кубиками авокадо, полила оливковым маслом и немного посыпала черным перцем.

Я нашла хлеб, который собиралась использовать для брускетта[4] и поставила тарелку в центре стола, я предполагала, что парень-подросток съест намного больше меня.

Он уплетал с аппетитом, глотая все, что было на виду.

— Ты правда умеешь готовить, Кэролайн.

Я рассмеялась на его восторг.

— Это не готовка, Себастьян.

— Мама никогда ничего не готовит, — сказал он, поднимая брови. — Отец думает, что она готовит, но это все куплено в магазине.

— Хммм... ну, все что ты говоришь или делаешь, будет использовано против тебя в суде.

Он выглядел испуганным:

— Не говори ей, что я это рассказал.

— Что тебе будет из-за этого? — дразнилась я.

— Мне надерут задницу! — решительно сказал он

Выражение его лица вынудило меня громко расхохотаться.

— Ох, Себастьян, сейчас тебя так легко шантажировать.

— Ты, Кэролайн, можешь шантажировать меня в любое время, — хрипло произнес он.

Его взгляд внезапно стал таким глубоким, и я удивленно моргнула.

— Время уезжать, — сказала я вежливо и начала убирать посуду.

Он встал, и на какое-то мгновенье неуверенно уставился на меня, затем помог мне убрать со стола.

— Салат был вкусным, — сказал он робко.

— Спасибо. Рада, что тебе понравилось.

Я посмотрела на свои часы, не очень уж тонко намекая:

— Пошла возьму ключи от машины.

Я включила тот же самый диск, что и вчера, но желание петь у меня пропало; обстановка в машине вновь была неловкой. Я пыталась разобраться в быстрых переменах настроения Себастьяна. Должно быть, кошмарно жить с подростком, рассуждала я, даже с таким зрелым на вид парнем как Себастьян. Или, может быть, проблема была в мужчинах в целом — настроение Дэвида колебалось как метроном. От этой мысли я скривила лицо.

— Можешь выкинуть меня здесь? — внезапно сказал он.

— Но мы ведь еще не у твоего дома? — сказала я, поставленная в тупик его просьбой.

Он приподнял уголки рта в подобие улыбки:

— Будет меньше расспросов, — сказал он.