Станция Одиннадцать

После заката он покинул квартиру с запылившимся рюкзаком, с которым Фрэнк путешествовал до повреждения спинного мозга. Как рюкзак до сих пор сохранился, оставалось загадкой. Может, Фрэнк мечтал, что однажды снова сумеет встать на ноги и пойти? Или он собирался его кому-нибудь отдать?.. Когда последний луч солнца померк где-то за озером, Дживан отодвинул комод от двери и шагнул в жуткий коридор, где воняло смертью и отбросами, затем спустился по темной лестнице. Немного постоял перед дверью в холл, прислушиваясь, а потом толкнул ее и скользнул вперед.

Мир опустел с тех пор, как Дживан видел его в последний раз. Ничто не двигалось ни на парковке, ни на улице, ни на далекой магистрали. Пахло дымом с примесью чего-то химического – горели офисы и дома. Однако больше всего поражало полное отсутствие электричества. Однажды, когда Дживану было слегка за двадцать, он шел по Янг-стрит, как вдруг все огни мигнули. Город на мгновение исчез, но тут же вернулся обратно, причем так быстро, что произошедшее показалось галлюцинацией. Прохожие спрашивали спутников, заметили ли они что-то – «Или мне показалось?» – а Дживан вдруг похолодел от мысли о погруженном во тьму городе. Сейчас он убедился, что это действительно страшно. Хотелось сбежать.

В вечернем небе висел полумесяц. Рюкзак с каждым шагом все сильнее давил на плечи. Дживан старался двигаться как можно тише и избегать дорог. По левую руку поблескивала темная вода озера. В сумеречном свете пляж был серым и тусклым. В голову лезли мысли о Фрэнке, неподвижно лежащем на постели с пустой баночкой снотворного на прикроватном столике, и в то же время отвлекаться на них было нельзя. Каждый звук мог предвещать конец. В каждой тени мог скрываться вооруженный человек, который захочет отнять рюкзак. Чувства обострились, и Дживан полностью сосредоточился. Только так получится достигнуть цели.

Через несколько часов вдалеке раздались выстрелы – два резких, отрывистых звука, и все вновь поглотила ночь, в которой остались лишь Дживан, озеро и еще какие-нибудь перепуганные души, если они находились где-то поблизости.

Луна садилась. Дживан проходил мимо пустыря. Несмотря на усталость, засыпать здесь опасно. Дживан почему-то не особо задумывался, как ему придется спать по дороге, беззащитным. Он замерз и не чувствовал пальцев ног. Язык тоже онемел – Дживан ел снег, чтобы избежать обезвоживания. Он снова взял в рот щепотку снега и вспомнил, как в детстве они с Фрэнком и матерью делали мороженое. «Сперва нужно подмешать ваниль!» Фрэнк стоял на стуле на чудесно работающих ногах. До Ливии и пули, которой будет суждено повредить его спинной мозг, оставалось еще двадцать пять лет, но процесс уже пошел. Женщина родит ребенка, что потом нажмет на курок; диктатор примет решение, из его искры со временем разгорится пламя войны, о которой Фрэнк будет вести репортажи для «Рейтер». Кусочки общей картины пришли в движение.

Дживан сидел на прибитом к берегу бревне и смотрел на рассвет, гадая, что случилось с его девушкой Лаурой. Она будто канула в прошлое. Дживан вспоминал о доме, думая, увидит ли его вновь, и одновременно понимая, что не увидит. Пока небо светлело, он строил шалаш из бревен и мусорных пакетов, которые захватил с собой, – надеялся, что хлипкие стенки удержат ветер, а издалека покажутся грудой хлама. Затем свернулся в своем убежище, обняв рюкзак, и забылся беспокойным сном.

Проснувшись позже утром, он не сразу понял, где находится. Ему в жизни не было так холодно.

Он встретил людей лишь на пятый день пути. Сперва одиночество казалось благом – Дживан множество раз воображал, как в этом жестоком мире у него отнимают рюкзак и бросают умирать без припасов, однако со временем он начал осознавать, что означает пустота вокруг.

Сердце забилось чаще. Три человека шли в том же направлении, что и Дживан. Он следовал за ними целый день, держась на расстоянии мили. Ночью они развели на берегу костер, и Дживан решился. Они расслышали шаги, но наблюдали за его приближением молча. Остановившись в нескольких футах, Дживан поднял руки, показывая, что безоружен, и громко поздоровался. Его подозвали ближе. У костра сидели два парня девятнадцати-двадцати лет и пожилая женщина – Бен, Абдул и Дженни. Все трое уставшие, измотанные. Они вышли на день раньше Дживана, с северных окраин города.

– В городе много преступности?

– Конечно, – ответил тощий и боязливый Абдул, накручивая на палец прядь длинных, до плеч, волос. – Анархия. Полиции нет. Чертовски страшно.

– Правда, не настолько уж много преступности, как можно подумать, – сказала Дженни. – Людей осталось совсем мало.

– Они ушли или?..

– Если заболеешь, – произнес Бен, – через сорок восемь часов тебя не станет.

Его девушка, родители и две сестры умерли еще в первую неделю. Бен не мог объяснить, почему его не постигла та же участь. Ему пришлось заботиться обо всех больных самому – больницы закрылись уже к третьему дню. Потом он выкопал пять могил на заднем дворе.

– Должно быть, ты невосприимчив к вирусу, – сказал Дживан.